Черный жемчуг
Фандом: Пираты Карибского моря
Автор: Jerry Lyn aka Schnizel
Категория: слэш
Персонажи: Норрингтон, Джек Воробей
Рейтинг: РG-13
Жанр: приключения
Дисклаймер: настоящий рассказ является работой фан-фикшена и не имеет целью получение прибыли или нарушение авторских прав.
Архивы: все работы размещены с разрешения авторов. Если вы хотите разместить находящиеся на Tie-mates материалы на своем сайте или использовать любым другим способом, предполагающим публичный просмотр, пожалуйста, свяжитесь с авторами по адресам, указанным в их профиле.
От автора: Спасибо Миттас и ее клипу "Лети, моя душа!". За вдохновение.
"Мы будем помнить путь в архипелаге
Где каждый остров был для нас загадкой
Где воздух был от южных ветров сладким
И паруса тяжелыми от влаги…"В. Крапивин
- Надеюсь, вы поможете разрешить мою проблему, командор, - высокий и грузный посетитель, побеспокоивший Норрингтона в этот ранний час, отдуваясь, опустился в кресло и, сняв треуголку, вытер платком изрядных размеров лысину. Кинув поверх головы посетителя тоскливый взгляд в окно, откуда открывался чудесный вид на залив и слышался отдаленный шум пробуждающегося города, командор испустил тяжкий вздох. Кивком головы поблагодарив Норригтона за стакан воды со льдом, посетитель продолжал: - Ума не приложу, как мне поступить!
- Где, говорите, вы его подобрали? - флегматично осведомился командор. На данный момент он официально замещал страдающего от подагры губернатора, и с утра до вечера его кабинет осаждала масса народу, с самыми разнообразными, порой смехотворно мелкими вопросами, просьбами и проблемами, так что на протяжении последних недель он начал ощущать нешуточную усталость, и что хуже того - смертельную скуку. Нынче утром капитан шхуны "Каледония", принадлежавшей Британской Ост-Индской компании, по имени Буллит, оторвал его от утренней чашки кофе, лишив тех нескольких драгоценных минут, когда можно спокойно расслабиться, вдыхая живительный кофейный аромат, никуда не спешить и не отягощать себя заботами.
- Мы наткнулись на него к юго-западу от Малых Антильских островов. Прямо в открытом море. Шторм, разразившийся накануне, был ужасен, однако Господь явил нам свое милосердие, позволив не только уцелеть, но и отделаться малой кровью. Чего не скажешь о команде того судна, на котором имел несчастье путешествовать этот бедолага. Он едва дышал, когда мы приняли его на борт. Помимо того, что он наглотался воды и вконец обессилел, на его теле обнаружилось несколько ожогов. Особенно сильно были обожжены ладони и правое предплечье. Смею предположить, что его корабль, возможно, не затонул во время шторма, а подвергся нападению пиратов.
- Все это весьма занимательно, капитан Буллит, - произнес командор, вновь испуская вздох, - но в чем состоит ваша проблема? Вы спасли человека, это весьма похвально. Высадите его в Порт - Ройяле, а отсюда он сможет добраться домой, где бы ни находился его дом.
- Мы бы так и поступили. Однако с тех самых пор, как спасенный очутился на борту "Каледонии", он не произнес ни единого слова, и никак не дал нам знать, что понимает обращенные к нему слова. Большую часть времени он сидит, уставившись в одну точку, и едва притрагивается к еде. Доктор Мак-Лайн полагает, что несчастный повредился в рассудке. Как результат - мы не знаем ни его имени, ни даже какой он нации. Я просто оставил бы его на попечении Его Преподобия отца Бартоломью при клинике святого Августина, однако найденные у него вещи указывают на то, что он вряд ли был простым матросом.
- Вот как?! - в голосе Норрингтона прорезался некий интерес. - И что же было при нем?
- Я принес это с собой, чтобы показать вам, - Буллит положил на стол перед командором небольшой сверток и, развернув, вынул из него несколько предметов.
Несомненно, ни одна из вещиц, извлеченных капитаном на свет божий, не могла принадлежать бедняку. Рукоять изящного кремневого пистолета с покореженным дулом была богато отделана серебром и каменьями, серебряная табакерка, украшенная чеканным филигранным узором, являлась настоящим произведением ювелирного искусства, а золотой перстень с изумрудом определенно стоил целое состояние. Норрингтон с пробудившимся любопытством тщательно рассматривал каждую из вещей. Но тут Буллит вынул последний предмет, заставив командора мгновенно забыть об остальных безделушках и сосредоточить на нем все свое внимание. Старенький, обшарпанный компас был явно неисправен, поскольку его дрожащая стрелка указывала куда угодно, но только не на север. Это командор понял сразу, поскольку окна его кабинета выходили именно на север. Застыв неподвижно, он держал компас на ладонях, словно птенца, и целый вихрь мыслей и воспоминаний проносился в его голове, где до недавнего времени царил полный штиль.
- Как вы полагаете, - Буллит придвинулся ближе к командору, заговорщически подмигивая, - сколько заплатят его родные за столь чудесное спасение, а?
- Думаю, он не…, - пробормотал Норрингтон, невидяще глядя на рыхлую, угреватую физиономию Буллита с бисеринками пота на широкой переносице, - впрочем…. Капитан, вы позволите мне взглянуть на вашего найденыша?
- О чем речь, командор?! Буду счастлив видеть вас у себя на борту!
Норрингтон надеялся до последней минуты. Надеялся на то, что он ошибся, что у него слишком богатое воображение, и что не только Джек Воробей мог являться владельцем компаса, стрелка которого не указывала на север. Но его надеждам не суждено было оправдаться. Он понял это сразу, как только переступил порог крошечной каюты, расположенной в кормовой части "Каледонии". Ибо чернявый, неопрятного вида субъект, вольготно развалившийся на широком гамаке, бездумно устремив глаза в потолок, был, несомненно, Джек Воробей, либо его брат-близнец. Хотя идея насчет брата-близнеца казалась не такой уж фантастической, поскольку узнать знаменитого пирата в этой апатичной фигуре было не так-то легко. Джек заметно осунулся; его щегольская эспаньолка, кокетливо заплетенная в косички, исчезла, уступив место неухоженной щетине, наполовину скрывавшей свежий розоватый шрам от ожога на правой щеке, а волосы были обрезаны непривычно коротко и едва прикрывали шею. Кинув взгляд на правое предплечье Джека, на котором еще белела повязка, командор понял, почему Воробью удавалось до сих пор сохранять инкогнито - именно там находилось клеймо в виде буквы "Р", а также его широко известная татуировка, числящаяся в списках особых примет. Однако самой разительной переменой, произошедшей в облике Джека, было выражение его глаз. Никакие беды и испытания не могли погасить огня, пылавшего в их глубине, ничто не могло унять прыгающих в них чертиков. Воробей был отличным актером - он мог менять наряды, манеры, голос, но вряд ли простой смертный был способен придать себе вид неодушевленный настолько, что казалось - душа покинула эту бренную оболочку, и лишь по нелепому стечению обстоятельств то, что ранее называлось человеком, продолжало дышать и двигаться.
Норрингтон закусил губу. Нежданное появление Воробья как всегда сулило массу проблем и волнений. Проблемы начинались прямо в эту минуту. Несомненно, командору следовало немедленно отдать приказ о заключении Джека под стражу, после чего Воробья ожидал скорый суд и неизбежная виселица. Но отправить Джека на виселицу сейчас, когда он, по-видимому, даже не осознает того, что с ним происходит, у Норрингтона не хватало духа. Уже понимая, что отдать приказ он не сможет, командор проклинал себя, на чем свет стоит. У него было два пути - либо разоблачить Воробья, либо помочь ему сохранить инкогнито, что было непросто, поскольку многие в городе знали дерзкого пирата в лицо. Кроме того, помогая пирату, Норрингтон автоматически становился его пособником, рискуя не только офицерским званием и карьерой, но также свободой и самой жизнью. Что ж, дражайший командор никогда не искал легких путей.
- …сэр!
Голос Буллита вывел его из ступора.
- Э-э… Простите, капитан, я не расслышал вашего вопроса.
- Я спросил, знаете ли вы этого человека? - Буллит глядел на командора с любопытством, видимо уловив бурные эмоции под внешней невозмутимостью.
- Я… Да, я узнал его, - заявил Норрингтон решительно. - Хотя мы не виделись уже много лет. Его имя Джек… Флинн. Он служил лейтенантом на моем корабле, правда недолго…
Необходимость врать острым лезвием терзала душу командора, и он предпочел не распространяться далее о биографии "лейтенанта Флинна".
- Послушайте, капитан, - продолжал он после паузы, - вы не станете возражать, если я возьму на себя дальнейшую заботу о вашем госте?
- Н-нисколько, - промямлил слегка разочарованный Буллит.
- Тогда я заберу его прямо сейчас, пусть ему подберут какую-нибудь одежду поприличнее.
Уже в дверях командор вновь обернулся.
- Да, капитан! Перед отплытием я приглашаю вас нанести мне визит и в благодарность за свою честность и человеколюбие получить заслуженную награду.
- О, непременно! - Буллит расплылся в подобострастной улыбке.
- И еще - постарайтесь не распространяться о нашем госте. Думаю, он бы не захотел, чтобы бывшие сослуживцы узнали о его теперешнем душевном состоянии, вы меня понимаете? Скромность это еще одно достоинство, которое не останется без вознаграждения.
- О, да! - на лице капитана Буллита читалась бесконечная преданность, несомненно порожденная его природным бескорыстием.
Пробираясь сквозь сутолоку, царившую на причале, Норрингтон вел под руку Джека, который по прежнему не подавал "признаков жизни". Коричневый редингот мешковато болтался на тощем теле Воробья, а широкополая шляпа, надвинутая на глаза, тщательно скрывала лицо.
Командор был мрачнее тучи. Его терзали смутные подозрения, что он снова стал пешкой в какой-то игре, затеваемой хитроумным пиратом, как это уже случалось не раз. Но, как бы то ни было, он совершил поступок, единственно приемлемый в данной ситуации, исходя из его собственных понятий о чести и гуманизме. Норрингтон подумал с неожиданной горечью, что более предсказуемого человека, чем он отыскать трудно, посему Воробей всегда мог с легкостью предугадать его реакцию на то, или иное обстоятельство. Что ж, теперь ему оставалось лишь выяснить, что именно затеял Джек. И, честно говоря, командору не терпелось убедиться в том, что Воробей именно что-то затеял, слишком уж печальное и жалкое зрелище представлял собой нынче "лихой пират и славный малый".
В небольшом белом одноэтажном домике, что располагался близь береговых укреплений и являлся, собственно, обиталищем доблестного командора, их никто не встретил. Норрингтон провел Джека в комнату для гостей и довольно бесцеремонно толкнул в кресло, обитое чуть полинялым бархатом. Сам он встал перед гостем, скрестив руки на груди и устремив на того взгляд, весьма далекий от нежного. Воробей продолжал сидеть в той же позе, в какую был насильственно посажен, свесив руки и опустив голову, словно марионетка с обрезанными нитями.
- Ну, - раздраженно произнес Норрингтон, - и долго вы будете ломать комедию, капитан Воробей? Мы здесь одни.
Либо фигура Джека слегка напряглась, либо командор выдавал желаемое за действительное.
- Черт бы вас подрал, Воробей! - тон командора стал еще более раздраженным. - Вы же слышали, что я не разоблачил вас! Если вы немедленно не прекратите валять дурака, и не расскажете мне, какая чума занесла вас в Порт-Ройял, то клянусь - я отправлю вас туда, где вам самое место!
Молчание. Но фигура Джека выглядела все же как-то по-иному, и с глазами у Норрингтона было все в порядке.
- Что ж, я вас предупредил!
Командор развернулся, чтобы выйти, и уже у самой двери его настиг голос Джека.
- Вы все равно не поверите!
Норрингтон обернулся. Рука Воробья шевельнулась; Джек стянул с головы свою дурацкую шляпу и устремил на Норрингтона смущенно-невинный взор. Чувство облегчения, что испытал командор в первую секунду сменилось чувством раздражения - он терпеть не мог, когда Джек вот так на него смотрел. Вернувшись в глубь комнаты, Норрингтон уселся напротив Джека.
- Вот теперь мы можем поговорить как разумные люди, без ваших выкрутасов. Сейчас вы мне все расскажете, мистер Воробей. И пусть большая часть вашего рассказа будет враньем, я все равно узнаю достаточно, чтобы принять решение относительно вашей дальнейшей судьбы. Итак?
- Я же сказал - вы все равно не поверите! - произнес Джек со вздохом.
- А вы попытайтесь.
- Хорошо. Возможно вы думаете, что в моей голове зреет некий коварный план нападения на город, но уверяю вас - Порт-Ройял это последнее место, где я предпочел бы находиться в данный момент.
- Как вы оказались на борту "Каледонии"? - командор сверлил Джека глазами, словно тщась проникнуть в его мысли.
- Совершенно случайно. Все этот проклятый шторм. "Жемчужина" способна пережить любую бурю, однако из-за нелепой случайности в этот раз все едва не пошло прахом. Во время шторма разбились две бочки с ароматическим маслом, что хранились у нас в трюме, и кто-то уронил туда факел. Вспыхнул пожар, - лицо Джека передернулось при этом воспоминании. - Это был сущий ад - снаружи кипящий водоворот, а внутри бушующее пламя. Я увидел Гиббса - одежда на нем горела. Последнее, что я помню - я пытаюсь спасти своего старпома. Наверно меня смыло за борт.
- Да, отличное было судно, - задумчиво произнес командор, переваривая услышанное и вспоминая, какие невероятные маневры совершала "Черная жемчужина" в умелых руках своего капитана.
- Почему вы говорите о моем корабле в прошедшем времени? - спросил Джек.
- Но… Ни одно судно не могло уцелеть при таких обстоятельствах!
- "Жемчужина" не затонула. Я ведь жив и сижу перед вами.
Норрингтон приподнял бровь, но от комментариев воздержался. По видимому, рассудок Джека все же подвергся неким пертурбациям, и он так и не смог осознать постигшего его несчастья.
Джек опустил голову; молчание воцарилось в комнате на некоторое время. Норрингтон обдумывал услышанное. Не было никакой гарантии, что Джек говорит правду, но в то же время все это было очень похоже на правду. Лишь безумец мог нарочно нанести себе подобные травмы, а Воробей никогда не был безумцем, хоть порой и давал повод усомниться в здравости своего рассудка. К тому же, если бы он хотел напасть на Порт-Ройял, у него вполне хватило бы боевой мощи, чтобы сделать это безо всяких уловок. И еще одно обстоятельство свидетельствовало в пользу Джека - со дня их совместного рейда на Лас-Мариньяс прошло уже больше года, и за это время Воробей ни разу не атаковал британские колонии или британские суда.
- Капитан Воробей, - прервал Норрингтон затянувшееся молчание, - я…
Осторожный стук в дверь прервал его речь.
- Зайдите, Кингсли!
Сухопарый пожилой человек с длинным "лошадиным" лицом появился на пороге. Он был одет скромно, но опрятно и заметно приволакивал левую ногу.
- Сэр, я вернулся. Ваше поручение выполнено.
- Превосходно, Кингсли. Хочу представить вам мистера Флинна, который на некоторое время станет нашим гостем. Его багаж пропал во время кораблекрушения, так что я прошу вас позаботиться о нем и привести его в надлежащий вид. Обед, как обычно, в два.
Камердинер с достоинством наклонил голову и удалился.
- Так вы не собираетесь отправить меня в тюрьму? - вопросил Джек недоверчиво.
- Пока нет. Вам придется погостить у меня некоторое время, пока я не решу что с вами делать. Учтите - лишь находясь в этом доме, вы в безопасности. Стоит вам покинуть его, и каждый ваш шаг будет стремительно приближать вас к виселице.
- Понял-понял! - Джек, смеясь, поднял руки кверху. - Вы весьма гостеприимны, любезный командор!
- И вскоре вы в этом убедитесь, - ответствовал Норрингтон, намеренно игнорируя насмешку. - Кингсли превосходно готовит, так что если сбежите - много потеряете.
- А вы не боитесь, что я и в самом деле сбегу? - Джек дерзко уставился прямо в глаза командору.
- Ни в малейшей степени, - отвечал тот хладнокровно. - В городе вас быстро поймают, а выйти в море вам не удастся. Даже сам капитан Джек Воробей не способен управлять кораблем в одиночку. И помочь вам некому - мистер Тернер с супругой нынче гостит в Суссексе у сестры губернатора.
- Вот как, - Джек вздохнул с притворным огорчением. - И как дела у нашего дорогого Уилла и крошки Элизабет?
- Неплохо. Ждут прибавления в семействе. Учитывая взбалмошный характер леди, - командор едва заметно улыбнулся уголками губ, - она непременно родит мальчишку и назовет его Джеком, в вашу честь.
- Вижу, вы не только смирились, но и примирились с потерей, - Джек глянул на Норрингтона непривычно серьезно и проницательно.
- Вы правы, - ответил тот просто. - Я никогда не питал иллюзий относительно чувств Элизабет ко мне. Они были в лучшем случае дружескими. А с мистером Тернером они с детства были словно две горошины из одного стручка. Я искренне считал, что составлю для нее неплохую партию, и возможно со временем она начнет испытывать ко мне нечто похожее на нежность, но…
Словно спохватившись, что он опять откровенничает с пиратом, командор мотнул головой и резко выпрямился.
- Итак, надеюсь, что вам не составит труда дождаться моего возвращения, мистер Воробей!
Уже выходя из дома, он подумал, что Джек обладает странной способностью вызывать его на задушевные беседы. Даже с Его Превосходительством, с коим они были весьма дружны, командор не был столь откровенен. Возможно потому, что Воробей ведет себя так, словно искренне интересуется переживаниями командора. О том, что пирата в действительности могут интересовать его переживания, Норрингтон, как истинный скептик, и мысли не допускал.
С исключительно британской педантичностью, Норрингтон переступил порог родного дома ровно без пяти минут два. Несмотря на свою показную уверенность в том, что Джеку деваться некуда, в его душе шевелились сомнения, благоразумно ли было оставлять пирата под кровом своего жилища. В глубине души он не особенно надеялся увидеть Воробья, чинно восседающего за обеденным столом. Но стоило ему переступить порог гостиной, пред его взором предстала картина поистине идиллическая. Кингсли со свойственной ему дотошностью занимался сервировкой стола, крытого белой камчатой скатертью, и при этом мирно беседовал с Джеком. С Джеком, совершенно на себя не похожим. Воробей был умыт и причесан, а его усы и эспаньолка были подстрижены на аристократический манер, что в совокупности с белоснежной кружевной сорочкой и шелковым жилетом командора придавало ему облик невиданной доселе утонченности.
Поймав непривычно растерянный взор Джека своим - искристо-насмешливым, Норрингтон произнес:
- Знаете, мистер Воробей, таким вы нравитесь мне гораздо больше! Толика благопристойности во внешнем облике явно пошла вам на пользу!
Джек выдавил из себя некое подобие улыбки.
- Любезный командор, если бы я питал хотя бы тень надежды когда-либо вам понравиться, то уже давно сменил бы свой стиль!
Итак, счет был открыт, и поединок начался. Вручив Кингсли шляпу и трость, Норрингтон уселся за стол напротив Джека, небрежно откинув фалды форменного сюртука. Обмен колкостями затянулся и протекал с переменным успехом. При этом Джек, явно не ведавший доселе, как именно нужно правильно держать нож и вилку, схватывал эту науку с невероятной быстротой, чем несказанно изумлял командора. К моменту подачи десерта поединок сошел на нет, и оба сотрапезника, сытые и умиротворенные, перешли на более дружеский тон. По окончании трапезы, командор отправился исполнять основательно опостылевший ему служебный долг, а Джек чинно удалился в комнату для гостей, с клятвенным обещанием не покидать ее до самого вечера.
Остаток дня прошел для командора в состоянии мучительного нетерпения. Он так торопился вернуться домой, что даже отменил традиционный ежевечерний смотр караула в крепости. Но его опасения снова оказались напрасны, и Джек был на месте.
После ужина, уже засыпая, Норрингтон прокручивал в голове подробности этого невероятно напряженного и хлопотного дня. Сон его был чуток, что являлось не лишним, имея под боком такого гостя как Джек Воробей, посему глубокой ночью его разбудил какой-то едва слышный стук. Через мгновение командор был на ногах. Накинув халат, он взял с тумбочки заряженный пистолет и на цыпочках двинулся по направлению к гостевой комнате. Услышав изнутри тихий шорох, командор резко распахнул дверь и, стоя на пороге, получил возможность лицезреть Джека, явно намеревающегося покинуть его гостеприимный кров посредством окна. Услыхав щелчок взводимого курка, Воробей замер в самой нелепой позе, какую только можно себе вообразить - скрюченный в три погибели, голова, левая нога и часть туловища уже снаружи, а все остальное еще внутри.
- Мистер Воробей, - произнес командор тоном, не допускающим возражений, - будьте так любезны вернуться в комнату и закрыть окно!
Оценив серьезность ситуации, Джек подчинился без слов и, присев на край кровати, глянул на Норрингтона тем самым невинно-плутовским взором, какой тот ненавидел больше всего.
- И что теперь? - тон его был тих и покорен. - Заковать его, да?
Со злостью захлопнув дверь, Норрингтон присел напротив, не спуская Джека с мушки.
- Такого дремучего идиота, как я, еще поискать! - он словно не замечал Воробья и говорил сам с собой. - Какого черта я вожусь с пиратом?! И что мешает мне сейчас пустить этому проклятому пирату пулю в лоб и похоронить его на дне залива?!
- Но… вы ведь не сделаете этого? - тон Джека стал заискивающим.
- Не переоцените мое благородство, мистер Воробей! В прошлый раз вы предали меня, чего ожидать от вас теперь?
- О каком предательстве вы говорите?! - заговорил Джек искренне и возмущенно. - Да, я поклялся служить английской короне! Но разве я не сослужил ей хорошую службу?! Наверняка тех богатств, что вы положили к ногам коронованных владык, хватило с лихвой на то, чтобы они отпустили вам все ваши ошибки и прегрешения, прошлые, настоящие и будущие! Признайтесь, ведь я помог вам!
Норрингтон обречено вздохнул, опуская пистолет.
- Черт бы тебя подрал, Воробей! Навязался ты на мою голову!
- Именно от своей докучливой персоны я нынче и хотел вас избавить, любезный мой командор!
- И куда бы ты отправился? В объятия ближайшего патруля?
Джек помотал головой, у него был вид по настоящему отчаявшегося человека.
- Послушайте, мой корабль ждет меня! И я знаю, где! В маленькой бухточке у острова Черного Жемчуга! И я должен попасть туда, даже если мне придется добираться вплавь!
- Никогда не слышал о таком острове.
- Это я его так назвал.
- Мистер Воробей, - печально произнес Норрингтон, - вы, несомненно, спятили!
- Я же сразу сказал - вы мне не поверите. Мы с моим кораблем связаны кровными узами - если гибнет один из нас, гибнет и другой. Так что если я жив…
- Этого не может быть. А как же тогда ваш корабль оказался в руках Барбоссы?
Темные глаза Джека сузились при этом воспоминании.
- Проклятие ацтекского золота помогло Барбоссе удерживать мой корабль так долго. Но он вернулся ко мне. Все равно вернулся. И сейчас вернется.
Поняв, что переубеждать Джека бесполезно, командор промолчал, ощутив внезапный приступ жалости к Воробью, рассудок которого пострадал столь явно.
- Командор! - взор Джека внезапно загорелся. - Хотите, я расскажу вам историю о том, как я стал капитаном "Черной Жемчужины"?
- Что ж, - Норрингтон обречено подумал, что заснуть сегодня все равно не удастся, - пойду сварю нам кофе…
… Сначала окружающий мир был мутновато-зеленым. Он давил, душил, забивая нос и рот, он сдавливая грудную клетку, словно неумолимые щупальца гигантского кальмара.
Потом мир стал светлее, но тошнотворная муть по-прежнему не отпускала.
Редкие проблески света и сознания пришли много позже. Голоса. Отчаянный вопль марсового Дика Лиделла: "Кэ-э-эп, нас несет на рифы!!!"; шепот Рипли у самого уха: "Гос-с-с-по….!". Ублюдок Рипли! Уж его-то вряд ли кто пожалеет! Лица. Лицо капитана Уилкса. Широкое, обветренное лицо старого морского волка, обрамленное густыми бакенбардами и заросшее щетиной. Капитан поверил в него. В щуплого оборванца, слоняющегося без дела по притонам Тортуги и промышляющего мелким воровством. И он не подведет своего капитана. Пора возвращаться.
Джек пытается открыть глаза… "Больно… Я жив… Кто…кто я? Мое имя Джек Воробей, я юнга с каперского брига "Неистовый". И я жив… Жив… Я на острове, на твердой земле…".
С трудом перевернувшись на живот, он извергает из себя соленую горечь. Желудок сжимается в мучительном спазме, пальцы судорожно стискивают в горсти песок. "Песок… Значит, это и в самом деле остров. Тот самый остров, что погубил наш корабль!". Сознание снова гаснет.
Блики света. Яркие. Невыносимо яркие. Джек заслоняет глаза рукой, пытается разлепить пересохшие губы, чтобы выдавить из себя рвущийся наружу стон.
- Гляди-ка, жив!
"Это мне кажется, или это на самом деле живой человеческий голос? Я уже где-то слышал его… Престон! Канонир Престон! Он так молчалив, что я слышал его голос, кажется всего раз за время плавания…".
- Давай-ка, сынок, я оттащу тебя в тень, пока ты окончательно не изжарился!
Джек ощущает, как крепкие руки ухватили его под мышки и волокут куда-то. Влажная прохлада… Как хорошо! "Надо же, он никогда не обращал на меня внимания, а теперь называет сынком!"
- Воды! - едва слышно шепчет Джек
- Воды не густо, - сквозь мутную пелену он видит фигуру Престона с флягой в руке, - чтобы найти воду, нужно идти вглубь острова. Я набрал дождевой, на-ка, глотни!
Губы Джека дрожат. Влага, божественная живительная влага, она подобна нектару и амброзии, коими питались греческие боги! Пожар внутри затухает. Он так измучен, что засыпает почти мгновенно.
Третье пробуждение. Голоса птиц. Первая мысль - "Как хорошо быть живым!". Мясистые листья какого-то растения, похожего на гигантский лопух защищают его от солнца. "Неужели я проспал целые сутки?". Дурноты и жара как не бывало, лишь легкая слабость во всем теле. Джек приподнимается на локте, оглядывается вокруг. Солнце почти в зените; волны, что давеча швыряли "Неистовый" будто тряпичную куклу, ласково мурлычут, накатываясь на песчаный пляж, и делают вид, что они тут вовсе не при чем, а прямо позади него стоят сплошной стеной непроходимые джунгли.
- Джек, - комментирует он увиденное, - ты попал!
Несмотря на столь мрачный вердикт - дерзкая усмешка на растрескавшихся губах. "Джек Воробей нигде не пропадет" - вот его девиз.
Престона он обнаруживает, пройдя вдоль берега ярдов двести. Тот уныло вышагивает на своих длинных ногах у самой кромки воды, выискивая средь обломков "Неистового" что-нибудь полезное; ветерок лохматит его неопрятную седую шевелюру.
- Тьфу, пропасть! - Престон останавливается, со злостью плюет себе под ноги. Обернувшись, сердито глядит на Джека, словно на виновника своего несчастья. - Двенадцать! Двенадцать бочек превосходного ямайского рома! И хоть бы одна уцелела!
Джек пожимает плечами. Было бы полезнее обнаружить какое-нибудь оружие, или инструменты, но он благоразумно оставляет эти мысли при себе, чтобы не злить Престона. Учитывая сколько времени у того во рту не было ни капли рома, это довольно опасно.
- Пойдем, поищем, может еще кто уцелел?
Престон ворчит, но послушно шагает вслед за Джеком.
Солнце припекает; они идут уже довольно долго. Взобравшись на утес, что преграждал им путь, они видят внизу небольшую полукруглую лагуну, и - о, радость! Три человеческие фигуры бредут, как и они, у самой полосы прибоя.
- Э-эгей! - кричит Джек, размахивая руками.
Люди внизу оборачиваются, машут в ответ. Один из них прикладывает ладони рупором ко рту и что-то кричит.
- ….а-а-йтесь и-и-з! - доносит ветер.
- Сейчас спустимся! - Джек с энтузиазмом устремляется вниз по узкой крутой тропке, оставив далеко позади неуклюжего Престона.
У подножия утеса его встречают товарищи по несчастью. Одноглазый, крючконосый Фоукс, крепыш Зигг, до самых глаз заросший рыжей бородой, и …
- Рипли! - непроизвольно вырывается у Джека, и это имя звучит в его устах подобно ругательству.
- Рад меня видеть, малыш?
До чего же гнусная у него ухмылка! Джеку однажды уже удалось стереть эту ухмылку с рожи Рипли, но, похоже, тот не угомонился. Картина недельной давности проносится у Джека в голове так, словно это случилось лишь вчера.
… Рипли доставал его с самого первого дня, как Джек поднялся на борт "Неистового". Сальные взгляды, похабные шуточки, а временами и откровенное приставание. Джек терпел. Ему не очень-то хотелось связываться с Рипли, который был крупнее его раза в два и куда опытнее в драках. Но рано или поздно ему пришлось бы пойти на открытый отпор, поскольку тому, кто не умеет за себя постоять не место среди буйного "берегового братства". И вот однажды, после ужина, когда заморыш Воробей жадно проглотил свою порцию пшенной каши с солониной и оправился на камбуз за добавкой, его настиг ненавистный голос Рипли.
- Джеки, детка! Если ты голоден, иди ко мне, я приберег для тебя кусочек сахара!
Его дружки, сидевшие рядом, насмешливо заржали. Остальные матросы притихли, с любопытством созерцая сцену. Даже не оборачиваясь, Джек лопатками чувствовал липкий взгляд Рипли, который словно ощупывал его. Тогда-то он ясно понял, что если немедленно что-нибудь не предпримет, то навсегда останется в глазах команды трусливым сопляком. Между тем Рипли поднялся, не спуская глаз со съежившегося Джека.
- Ну-ка, малыш, не стесняйся! Я знаю, ты давно хочешь, чтобы тебя кто-нибудь приласкал!
В следующий момент, словно серебристая молния мелькнула пред изумленными взорами свидетелей этой сцены. Тяжелая наваха сорвалась с ладони резко развернувшегося Воробья и вонзилась аккуратно между ног Рипли, по самую рукоять войдя в деревянную перегородку, у которой тот стоял. Смуглое лицо пирата вытянулось и резко побледнело, приобретя зеленоватый оттенок. Медленно, очень медленно Рипли нагнулся и начал судорожно ощупывать части тела, судя по всему, составляющие предмет его особой гордости. Но к счастью для него, лезвие всего лишь продырявило ему штаны, пришпилив к перегородке словно бабочку. В наступившей тишине звонко и насмешливо прозвучал голос Джека:
- В следующий раз я возьму на пару дюймов выше. Смекаешь? …
Джек непроизвольно стискивает зубы, но голос его звучит спокойно и издевательски:
- Рипли, дружище! Так и знал, что ты не утонул, ведь субстанция, подобная тебе, прекрасно держится на плаву!
- Ах ты, щенок паршивый…!
Рипли угрожающе надвигается на Джека, но его властно останавливает Фоукс, который умудрился сохранить при себе целый оружейный арсенал, что позволило ему взять на себя обязанности капитана.
- Довольно заниматься ерундой! Нам нужно подумать о том, как выжить на этом проклятущем острове! Я, Зигг и Воробей пойдем искать пресную воду и место, где можно разбить лагерь, а Рипли с Престоном тем временем еще раз обследуют побережье. Вдруг все же судьба благословит нас какой-нибудь полезной находкой.
Рипли некоторое время, набычившись, глядит в глаза новоявленному кэпу, машинально щупая левое бедро, где обычно красуется солидных размеров палаш. Не найдя на месте вожделенного предмета, он отводит глаза и покоряется.
Джунгли обступают пришельцев со всех сторон, принимая в свои жаркие, хотя и не слишком дружелюбные объятия. Окутывают душной влагой, переплетением ядовито-желтых лиан, голосами птиц и животных, назойливым гудением насекомых. Фоукс широким мачете прорубает маленькому отряду путь, чертыхаясь сквозь зубы; Джек следует за ним, чувствуя затылком тяжелое сопение Зигга.
Тонкие ноздри Воробья ловят неведомые запахи; кожей он ощущает вокруг себя неудержимую пульсацию жизни - все живое здесь существует по собственным законам, чуждым, странным, угрожающим. Им не выжить здесь - эта мысль вдруг приходит в голову, словно кто-то нашептал ему на ухо роковое пророчество. Ладонь Джека непроизвольно ложится на рукоять верной навахи; резко вскрикивает над их головами какая-то птица.
- Ч-черт! - Фоукс останавливается, утирая пот со лба. - Занесло же нас! Говорил капитану, надо было идти на юг!
- Слышите? - Джек замирает, навострив уши.
- Чего? - недовольно бурчит Фоукс. - Ничего не слышу!
- Вода! Журчание воды!
Они ломятся вперед, словно стадо древних мамонтов; заросли все сгущаются, оплетая лианами, цепляясь колючками за одежду и забивая ноздри спертым воздухом. Наконец в этой ядовито - зеленой паутине мелькает просвет, и журчание воды становится явственнее. Зигг стремглав кидается вперед, опережая капитана, но тот хватает его за пояс и валит на землю, делая Джеку знак укрыться.
- Глядите-ка! Никак - девка!
На берегу открывшегося их жаждущим взорам прелестного озерца с падающим со скалы небольшим водопадом виднеется стройная полуобнаженная фигурка девушки с ниспадающими на плечи иссиня-черными прямыми волосами. Присев на корточки спиной к невидимым ей пришельцам, дикарка черпает ладонями воду, ополаскивая лицо.
- Какая цыпочка! - Зигг скалит зубы в усмешке. - Откуда она здесь взялась?
- А может, она не одна? - Фоукс крепче стискивает рукоять мачете, - может у них тут целое племя? Тогда нам несдобровать! Я слыхал, что на островах этих широт живут одни людоеды!
- Это вовсе не девушка, глядите! - со смехом восклицает Джек.
Фигурка на берегу выпрямляется во весь рост, слегка поворачивает голову и троица видит перед собой молоденького юношу, почти мальчика, одетого в алую набедренную повязку.
- Думаю, надо выйти и поздороваться! - решительно поднимаясь на ноги, заявляет Джек, которому основательно осточертело валяться в зарослях, изнывая от жажды.
- Куда?! - суматошно вопит ему вслед Фоукс, но Джек оставляет возглас без внимания.
Поза юного дикаря спокойна и расслаблена, но у Джека откуда-то берется уверенность, что паренек уже давно знает об их присутствии. Когда Джек подходит на расстояние вытянутой руки, юноша оборачивается. Воробей замирает, глядя в его глаза, продолговатые темные глаза, обведенные вокруг угольно-черным. Он пристально рассматривает украшения, вплетенные в волосы незнакомца, алую татуировку на его правом плече. Его сердце колотится так сильно, словно хочет выпрыгнуть наружу. Они похожи как братья. Одного возраста и роста, оба смуглые, гибкие, темноволосые; кожа туземца лишь на пару оттенков темнее. Джек сглатывает комок в горле, не в силах издать ни звука. Да разве дикарь сможет понять его?
- Э-э, привет! - произносит он с запинкой. - Ты здесь один?
- Кша эл… - бормочет в ответ туземец что-то совершенно непроизносимое; глаза его подергиваются поволокой. Он медленно вытягивает руку вперед, касаясь пальцем щеки Воробья, словно не веря в его реальность. Его прикосновение, мягкое и осторожное, Джек принимает за приветствие.
- Я - Джек, - выразительным жестом он тычет себя в грудь и медленно выговаривает свое имя. - А ты? Как тебя зовут?
Почему-то этот простой вопрос заставляет юного туземца отпрянуть в испуге; глаза его округляются, а губы сжимаются в тонкую полоску.
- Эй, ты чего? - восклицает Джек изумленно. - Я же просто спросил твое имя! Ну, ладно, если у вас не принято представляться, то и не нужно. Буду звать тебя Островитянин.
- Спроси у него, где его сородичи, - слышит он голос Фоукса и вздрагивает от неожиданности - оказывается, он совершенно забыл о своих товарищах.
Джек пытается знаками сформулировать вопрос, и, кажется, это ему удается. Островитянин энергично кивает головой и что-то быстро-быстро лопочет, активно жестикулируя.
- Он говорит, - выдает свое резюме взявший на себя обязанности переводчика Джек, - что его племя живет на соседнем острове, который гораздо крупнее. Он здесь один. Только я не понял, что он здесь делает.
- Вот и славно! - восклицает Зигг. - Перережем ему глотку и дело с концом!
- Эй, эй! - Джек вытягивает руки вперед, загораживая собой туземца. - Вы кое о чем забыли, джентльмены! Мы застряли надолго на этом островке, и мы здесь чужаки. А вот он, - Джек тычет пальцем в Островитянина, - он здесь не чужак. Он наверняка знает повадки местных животных и птиц, он знает, какие фрукты съедобны, а какие нет, есть ли здесь хищники, и как от них уберечься. Да это настоящий подарок судьбы!
- Воробей прав, - решительно заявляет Фоукс, - мы возьмем черномазого с собой.
- Командор! - окликнул Джек стоящего у руля Норрингтона. - Взбодритесь, что ли! Смотреть на вас больно!
- Очевидно из-за того, - процедил сквозь зубы командор, - что на моем лице написано крупными буквами: а что я, собственно говоря, тут делаю?
Воробей ухмыльнулся.
- Даже у меня не хватило бы нахальства напрямую задать вам этот вопрос!
Норрингтон лишь хмыкнул; его брови нахмурились еще сильнее.
Крошечный лихтер "Бабочка", только что выведенный его умелой рукой из гавани Порт-Ройала, бодро разрезал водную гладь, устремляясь навстречу закату. Но это греющее душу любого моряка зрелище нынче не радовало командора. По сути дела, даже если бы у Джека хватило нахальства спросить, что он здесь делает, Норрингтон не нашел бы ответа на этот вопрос. Он мог сколько угодно успокаивать себя тем, что Воробья нужно было сплавить куда подальше, иначе он, в конце концов, угодил бы на виселицу, потянув за собой командора, столь упорно не желающего способствовать поимке опасного преступника. И что вследствие длительного пребывания в роли кабинетной крысы, его жажда выйти в море стала поистине непереносимой. Но купить через подставных лиц это суденышко, испросить у Его Превосходительства отпуск по семейным делам, и отправиться с Джеком на его фантастический остров Черного Жемчуга - это уж никак не вписывалось в рамки логики и здравого смысла. Мрачные мысли одолевали командора с такой силой, что он решил каким-то образом отвлечься.
- Капитан Воробей, - окликнул он Джека, с блаженным видом прислонившегося к борту и дышащего полной грудью, - если вам нечем себя занять, то сейчас самое время продолжить ваш рассказ.
- Ага! - торжествующе воскликнул Воробей. - Вам все-таки было интересно! Что ж… После встречи с Островитянином, жизнь на острове стала не просто сносной, но даже приятной. А для меня наступили поистине замечательные времена. Охота, рыбалка, купания; маленькие и большие открытия… Я ощущал себя узником, после долгих лет обретшим свободу. Нет, я скорее ощущал себя ребенком, чего ранее не случалось никогда. Я был счастлив. У меня впервые в жизни появился друг, настоящий друг. Юность ведь не ведает расовых предрассудков, они появляются позже. Мы все время были вместе; спустя неделю нашему общению уже не препятствовало незнание языка.Островитянин не только учил меня охотиться, различать птиц по голосам, растения по запаху и читать следы. Он научил меня видеть истинную суть вещей и явлений. Эта идиллия длилась не так уж долго. Все некоторым образом изменилось после одного случая…
… Джек сидит неподвижно, почти не дыша. Ладонь, сжимающая самодельное копье, медленно потеет, становясь скользкой. Он осторожно перекладывает копье в другую руку, вытирает ладонь о штаны, забористо ругается про себя. "И как у Островитянина получается так долго сидеть в засаде и не шевелиться?" - думает он недоуменно. Слышится шорох кустов где-то справа. Джек покрепче перехватывает копье, осторожно высовывает голову из укрытия. Желанная добыча близка. Стайка пестрых птичек вдруг с шумом вспархивает из соседних зарослей, где по его расчетам должен находится Островитянин; круглая полосатая тушка дикой свиньи с визгом проносится мимо незадачливого охотника, не успевшего даже пальцем пошевелить.
- Черт, черт, черт!!! - Джек вскакивает на ноги, уже не прячась. - Э-ге-й! - кричит он, - я упустил его, эй, приятель!
Не услышав отклика, он устремляется вперед, ломясь сквозь заросли словно дикий буйвол и позабыв все уроки Островитянина. Резко останавливается, наткнувшись на примятые словно после яростной борьбы стебли папоротника. Сердце колотится, больше от некоего безотчетного страха, нежели быстрого бега. Джек впервые ощущает нечто подобное. Наверно потому, что впервые в его жизни появился человек, который ему небезразличен. Приказав себе успокоиться, Джек наклоняется и начинает изучать следы на влажной, полуприкрытой желтоватым мхом почве. Рядом с едва заметными следами маленьких босых ног четко отпечатались огромные сапожищи с подкованными железом каблуками. Алая бусина, одна из тех, что вплетены в волосы Островитянина, обнаруживается под примятым листом. Джек подбирает ее, прячет в карман. Крепче сжимает копье, глядя сузившимися глазами сквозь переплетение ветвей и лиан.
- Тихо, тихо, птенчик! - приговаривает Рипли, скручивая ремнем руки пленника. Тот мычит, пытаясь вытолкнуть кляп изо рта, дергает ногами. - Тихо, я сказал! - Островитянин замирает, ощутив лезвие ножа у своего горла. - Не рыпайся черномазый, больно не будет, - короткий довольный смешок сквозь зубы, прерывистое свистящее дыхание. Руки, по-хозяйски изучающие тело пленника. - Свеженькая цыпочка! - Рипли переворачивает Островитянина на спину, хватает за подбородок, гладя в расширенные от ужаса глаза. - Не бойся, маленький! Тебе это должно понравится. Губки у тебя как у девки, и задница гладкая. Хорошая шлюшка из тебя выйдет. Без баб совсем тут туго, видишь ли.
Рипли тяжело наваливается сверху, стискивая пленника словно в стальном капкане, обдавая несвежим дыханием. И неожиданно хрипло вскрикивает, ощутив острое лезвие, что упирается ему между лопаток.
- Поднимайся, ублюдок! - голос Джека не сулит ничего хорошего, соблазн убить ненавистного ему человека слишком велик.
Рипли медленно встает, пытается застегнуть штаны.
- Руки подними! - яростно рычит Джек
- Джек, приятель, ты же не убьешь своего товарища по команде из-за какой-то черномазой мартышки, а? - тон Рипли становится заискивающим, а у его съежившейся фигуры с обвившимися вокруг лодыжек штанами донельзя жалкий вид.
- На колени! - командует Джек, и Рипли подчиняется без единого слова.
Подойдя к нему сзади, Джек с силой бьет его по затылку древком копья и презрительно глянув на распростертое голой задницей кверху тело, склоняется над Островитянином.
- Так что же изменилось? - Норрингтона, похоже, всерьез заинтересовал рассказ Воробья. Старое увлечение матросскими байками, что имело место в его юности, казалось, вспыхнуло с новой силой.
- Изменилось? - переспросил Джек.
- Ну да. Вы упомянули, что после этого случая что-то изменилось в ваших отношениях.
- Ах, да. Но предупреждаю - с этого момента вы не станете верить ни единому моему слову!
Командор хмыкнул.
- Вы считаете, что до этого я вам верил?
- Какой вы, однако, скептик, дражайший мой командор! Итак, я продолжу свой рассказ.
- Может для начала вам стоит проложить курс к месту назначения, КАПИТАН Воробей? Или наша цель такая же сказка, как и та, которой вы столь активно меня потчуете?
- В этом нет нужды. Я свободно проведу судно к острову, с помощью одного моего компаса. Вам нужно всего лишь уступить мне место у штурвала.
- Тогда прошу вас, капитан, - Норрингтон отошел в сторону, отвесив Джеку издевательский полупоклон. - Бог мой, зачем я со всем этим связался?! - вырвалось у него помимо воли.
- Командор! - Джек обдал искристым взором фигуру Норингтона, что стоял к нему в профиль, - я когда-нибудь говорил вам, что без мундира вы смотритесь куда лучше?
Тот с мученическим видом возвел очи к стремительно темнеющим небесам.
- Издеваетесь?! Я уже начинаю сомневаться - вы на самом деле пират, или портовая шлюха?
- Для вас я могу стать кем угодно, мой друг, - златозубая ухмылка Воробья сделалась слегка двусмысленной. - В этом-то и вся прелесть, вам не кажется?
- Расскажите-ка мне лучше, что там было дальше в вашей истории. - Норрингтон решил благоразумно сменить тему.
- Ладно-ладно! После того как я спас его от Рипли, Островитянин повел меня в тайное святилище своего народа, где мы с ним смешали нашу кровь и стали братьями…
… Джек мало что помнил из ритуала. Помнил лишь горьковатый вкус какого-то снадобья, едва ощутимую боль от пореза на ладони, мрак подземного Святилища с лупоглазыми каменными фигурками богов. Кровь сотнями ритуальных барабанчиков билась в его висках, туманя сознание, все тело было словно чужим. Привычные ощущения частично возвращаются уже на поверхности, с первым же жадным глотком свежего воздуха.
- Теперь ты узнаешь мое имя, - произносит Островитянин, и Джек с ужасом и восторгом осознает, что понимает каждое слово своего друга так, словно они говорят на одном языке.
Осторожно развязав кожаный мешочек, что всегда висит у него на груди, Островитянин извлекает оттуда маленький предмет, похожий на темную горошину. Пробившийся сквозь листву луч падает на узкую ладошку юного дикаря, заставив таинственную горошину засиять неярким матовым блеском. Джек не может сдержать восхищенный возглас.
- Да это же… жемчуг! Черная жемчужина! И какая она огромная! Значит ты… Ты - Черный Жемчуг, да?
Островитянин кивает, улыбка преображает его лицо, делая открытым и по-детски доверчивым. Он осторожно касается пальцем щеки Джека, как при первой их встрече.
- Хочешь, я научу тебя летать как птица?
Джек зачарованно кивает, сглотнув комок в горле. Он уже готов поверить в любые чудеса.
И вот они стоят на высоком утесе, что в юго-западной оконечности острова. Островитянин сбрасывает с себя одежду, подставляя обнаженную кожу свежему морскому ветру. Джек следует его примеру; его сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди от сладковато - пугающего предвкушения чуда. Приближается буря…
- Командо-ор, па-арус!
Буря грохотала, заглушая голос Джека, что всем телом налегал на штурвал, кружила крошечное суденышко в кипящем котле воды и ветра. "Плохо, - думал Норрингтон, пробираясь к мачте, где на самом верху полоскался распустившийся от особенного злого порыва ветра парус. - Если буря усилится, то эта лодчонка просто треснет по швам!". Стиснув зубы, он цеплялся за ванты, проклиная про себя подагру губернатора, превратившую его на длительное время в кабинетную крысу. Мокрые снасти больно врезались в ладони; хлопанье парусины и жалобный скрип обшивки звучали словно стон измочаленного корабля. Резкий крен на левый борт; мгновенное ощущение пустоты внутри и холодок под сердцем. Пронесло, слава те, Господи! Мачта ходит ходуном, под руками все скользко и мокро, и непонятно - как можно что-либо сделать в таких условиях, тут бы удержаться и не сорваться туда, вниз, где огромные водяные валы похожи на голодные пасти чудовищ, пускающих слюну, что брызжет рваными пенными клочьями. Непокорная парусина рвалась их рук, хлестко колотила по лицу обрывками фалов, мачта стонала и скрипела. Закрепив парус, командор начал было спускаться, но очередной крен вырвал опору у него из-под ног, заставив на миг повиснуть на руках. Снова пронесло. Доколе? Как ни странно, именно сейчас он ни капельки не сожалел о своем решении отправиться в путь вместе с Джеком. Что-то внутри него стремилось именно к этому. Положиться на судьбу, отдаться во власть стихий. Стать свободным. Негоже моряку умирать в своей постели от старческих хворей.
До палубы оставалось метра два, когда Норрингтон узрел громадный водяной вал, несущийся прямо на него с неумолимостью самой Судьбы. Вцепился побелевшими от напряжения пальцами в снасти, ногами обхватил мачту. Волна налетела, оглушив подобно удару молота, легко, словно игрушку отделила человека от его опоры и потащила за собой, как хозяйка провинившегося кота. Ослепший и оглохший, командор извернулся каким-то чудом и вцепился в оказавшийся под рукой фал. Волна схлынула; сведенные судорогой пальцы разжались, Норрингтон грохнулся на палубу и на секунду потерял сознание от острой боли в правом предплечье. Инстинкт самосохранения вытолкнул его из беспамятства, вздернул на ноги навстречу новой волне. Сквозь муть, упорно застившую глаза он успел заметить, что эта волна была куда меньше предыдущей. Неужели…?
… - Командор, хвала небу, буря стихает! - голос Воробья был полон жизнерадостности, словно эта невероятно тяжелая ночь его ни капельки не утомила.
- Да, повезло нам, - пробормотал Норрингтон непослушными губами. Прищурился, глядя на медленно расползавшиеся тучи на горизонте. - Светает. Черт! - закусив губу, он медленно опустился на палубу возле мачты, бережно прижимая правую руку к животу. Джек вдруг оказался рядом, склонившись над ним с озабоченной физиономией.
- Эй, что с вами?
- Вы бросили штурвал, капитан Воробей! - процедил командор сквозь зубы.
- Пустяки, я закрепил его. Нас несет течением именно туда, куда нам нужно. Ну-ка, покажите руку. О-о! - вырвалось у него, когда перед его взором предстала деформированная конечность с торчащими из-под пропитанного кровью рукава обломками кости. - Я сейчас!
Он вернулся, казалось, через секунду, притащив почти полную бутылку бренди, куски чистого полотна и две деревянные рейки.
- Джек, ты ведь не доктор, Дьявол тебе задери! - пробормотал командор, но спорить дальше сил у него не оставалось.
- Я - мастер на все руки, помните? Для вас я могу быть кем угодно, - подмигнул ему Воробей, разрезая командору рукав и щедро поливая рану бренди. - Ром отлично предотвращает заражение, но сойдет и эта гадость. Я, знаете ли, безопаснее, чем все эти доктора. Любят они ковыряться в человеческих внутренностях, как у себя в носу, изучать как мы устроены. Словно мы букашки какие-нибудь, верно? Вот видите, совсем не больно! А будь на моем месте доктор… - назойливый голос Джека звучал у командора в ушах подобно жужжанию роя насекомых. Вплоть до того момента как Воробей крепко ухватил его предплечье обеими руками и резким движением соединил обломки кости…
- … - Холодно…
- Ничуть не холодно, просто у тебя лихорадка. Ну-ка, выпей!
Джек, кажущийся темным силуэтом, приподнял его голову. Твердые края стакана у самых губ, и командор послушно сделал глоток. Сухой жар, что сжигал внутренности, на время исчез. Боль в руке надоедливо-тянущая, пульсирующая, внутри нее вспыхивали искры более сильной боли. Норрингтон стиснул зубы. Странно, но ему почему-то совсем не было стыдно проявлять слабость в присутствии пирата. Напротив, Джек был на данный момент времени единственным человеком, коего командор желал бы видеть подле себя.
- Можно было бы отправить тебя вниз, но после бури там жуткий бардак, оставайся уж лучше на палубе. Я притащил сюда все одеяла, какие были.
Туман перед глазами слегка рассеялся. Солнце заходит. Целый день он провалялся в беспамятстве.
- Дьявол! - Норрингтон попытался приподняться, но Джек насильно уложил его обратно.
- Отдыхай!
У Воробья было отстраненное и загадочное выражение лица, словно у человека, знающего некую тайну. Он привычно ухмыльнулся командору, но его ухмылка не вызвала обычного в подобных случаях раздражения. Его близость… Если бы Норрингтону сказали, что в присутствии Джека Воробья он будет ощущать покой, умиротворение и защищенность, то он счел бы это неудачной шуткой. Командору пришло в голову, что он становится до ужаса сентиментальным. Скорее всего, в силу своей близкой и неизбежной кончины. Как подсказывал ему богатый жизненный опыт, подобные переломы чаще всего оборачиваются гангреной. Что ж, по крайней мере, он узнает, чем закончилась история Джека, прежде чем сам отдаст концы.
- Джек … ты тогда… научился летать как птица?
- Да-а-а! - мечтательно протянул Воробей, растянувшись рядом с командором на палубе, закинув руки за голову. - Никогда не забуду тот полет, покуда буду жив!
Стоя напротив Джека, Островитянин окунает пальцы в краску и проводит вдоль его тела линии и зигзаги. Рисунок причудливо извивается, прокрадываясь вдоль тощих ребер Воробья, спускается к низу живота… Джек не чувствует ветра, что обдувает его кожу. Он не слышит, как тревожно шумит прибой внизу, не видит туч, бегущих по небу. Он видит лишь лицо Островитянина, его глаза. Он словно глядит в зеркало. Сейчас, когда его волосы отросли, а кожа сильно потемнела от загара, они стали похожи на близнецов, рожденных одной матерью. Руки Островитянина скользят к его паху, и щеки Джека вдруг вспыхивают от совершенно немыслимого и головокружительного ощущения. Десятки раз они купались вместе голышом, барахтались и боролись, но теперь все по-другому. Все иначе. Ощущения захлестывают его с головой - холод и пустота под сердцем, словно перед прыжком в пропасть, а внизу живота ярко разгорается крошечное солнце. Легкая улыбка скользит по губам Островитянина; он подходит вплотную к Джеку и, обняв за шею, склоняется к его уху, шепчет что-то завораживающе - ласковое.
Они стоят на самом краешке утеса, раскинув руки и прижавшись спинами друг к другу. Легкий, едва ощутимый толчок, и земля уходит у них из-под ног. Большая белая птица с резким криком взмывает с утеса, кувыркаясь в воздухе, камнем падает вниз, но, постепенно выровнявшись уже у самой воды, вновь поднимается.
Полет. Это когда ветер ерошит перья, а облака похожи на клубы дыма. Полет это когда твои крылья сперва легонько касаются пенных гребней, а после возносят тебя высоко-высоко, туда, где даже шум прибоя не слышен. Когда потоки воздуха скользят вдоль твоего тела, когда ты легок и всемогущ, заполнен до краев торжеством и радостью…
… Джек… Я - Джек Воробей, юнга с "Неистового". Нет. Я просто Джек Воробей, свободный человек. Осознание данного факта приходит, принося ясность. Внизу бушуют волны, с каждой минутой все сильнее, а наверху сгущаются тучи. Они с Островитянином лежат на самом краешке утеса, обнявшись и сплетясь гибкими обнаженными телами в единое целое. Друзья. Братья. Возлюбленные.
У Джека мокрые волосы. Как-то странно. Это все туман. Зрение у него в порядке, туман вокруг самый настоящий. Норрингтон широко распахнул глаза, сделав резкий глубокий вдох. Неба не видно, все окутал туман. Они наверняка сбились с курса. Данный факт его ни капельки не обеспокоил. Было хорошо. Ни жара, ни озноба, ни иссушающей жажды. Боль в руке стала ноющей, тупой и совсем не страшной.
Воробей лежал рядом. Он не просто лежал рядом, он крепко обнимал командора за талию, прижимаясь к нему всем телом, а его мокрые волосы щекотали Норрингтону лицо. Интересно, на каком именно месте рассказ Воробья превратился в горячечный бред? Командору ужасно хотелось это узнать. Что было сном, а что явью? Они с Джеком стояли на высоком утесе, совершенно обнаженные… При этом воспоминании щеки и уши командора вспыхнули яркими фонариками. И Джек был не семнадцатилетним мальчишкой, как в рассказе, а вполне взрослым. Они касались друг друга, и при этом он испытывал… Бог мой, как все было реально! Норрингтон слегка потряс головой, стараясь не потревожить Воробья. Джек тут вовсе не при чем, он просто рассказывал ему сказку. Это все его собственная извращенная фантазия. И обнимает Воробей его лишь для того, чтобы согреть. "Я могу стать для вас кем угодно". Интересно, что он имел ввиду? Кажется, пора прекращать об этом думать. И когда он успел влюбиться в этого человека? Ибо чем же, если не влюбленностью, можно объяснить его идиотский поступок, когда он очертя голову ринулся помогать пирату? Джек Воробей… Нет, капитан Джек Воробей. Какой кошмар…
- … посланник самого Сатаны! Я видел это собственными глазами!
Джек невольно настораживает уши, услыхав голос Рипли, и делает Островитянину знак остановиться. С наступлением темноты они, как обычно, отправились в крошечный лагерь, обустроенный потерпевшими кораблекрушение рядом с источником пресной воды. Джек снимает с плеча связку свежепойманной рыбы, и, бесшумно нырнув в заросли папоротника, с тревогой слушает разговор, что ведут у ночного костра его бывшие товарищи по команде.
- Он уже заполучил душу мальчишки, доберется и до нас! - произносит Рипли свистящим полушепотом. Фоукс и Престон невольно ежатся. Им неведом страх ни перед бушующей стихией, ни перед жаркой схваткой. Но страх перед неведомым заставляет их нервы трепетать.
- Чего ты хочешь? - раздраженно спрашивает Фоукс. - Избавиться от черномазого? Но он нужен нам!
- Черта с два! Мы пробыли здесь достаточно, чтобы впредь обходиться без него! Нам нужно строить лодку и валить с этого проклятущего острова, неровен час все его соплеменники сюда припрутся! Ну, так как?
Не дослушав, Джек задом выползает из своего укрытия. Чем бы все это ни закончилось, ясно одно - им с Островитянином опасно здесь оставаться. Он уже открывает рот, чтобы окликнуть друга, но коренастая фигура Зигга вдруг вырастает перед ним словно из-под земли.
- Куда-то собрался, а, приятель? Шпионишь?
Сильный удар в лицо опрокидывает его навзничь, погрузив в беспамятство.
С первыми проблесками сознания он видит блики костра. Голова болит и кружится, левая скула стремительно опухает. Голоса… Черт, о чем это они говорят? От состояния оглушенности Джек мгновенно переходит в состояние натянутой до предела струны. Его руки скручены ремнем, а сам он привязан к дереву. Но это еще не самое худшее. От разворачивающейся перед глазами картины, кровь мгновенно стынет в его жилах. Посреди поляны, на которой разбит лагерь, высится врытый в землю обломок мачты, и к этому импровизированному столбу, обложенному дровами, привязан Островитянин, являя собой наглядную картину из летописи деятельности святейшей инквизиции. Крик застывает у Джека в горле, превратившись в жалобный полувсхлип. Рипли, что деловито собирает дрова для костра, оборачивается.
- А, проснулся! Джеки-детка, в скором времени ты будешь слезно благодарить нас за спасение твоей душонки!
- С-сволочь! Отпустите нас! Фоукс, пожалуйста!
Тот лишь хмуро качает головой.
- Я не держу на тебя зла, парень, но черномазый опасен. Я не хочу рисковать. Честно говоря, мне не по душе все это. Я предпочел бы просто перерезать ему глотку.
- Попы были не дураки, Фоукс, когда сжигали ведьм на костре, - вмешивается Рипли. - Так надежнее. Ты же не хочешь, чтобы эта тварь воскресла и выпила всю твою кровь до капли?!
- Фоукс, не верь ему, - кричит Джек, бешено вырываясь из своих пут. - Он просто хочет отомстить!
Фоукс колеблется, а тем временем Рипли уже подносит горящую ветку к куче дров, наваленных по колено пленника. Как в страшном замедленном сне видит Джек безмятежное лицо Островитянина, блики света на стоящей дыбом шевелюре Престона, что вполголоса бормочет молитву, круглые изумленные глаза Зигга…
- Не-е-ет!
Веревки рвутся, словно сухие ветки. Конечности Джека едва не вырываются из суставов, но он не ощущает боли. В стремительном броске дотянувшись до Фоукса, он выхватывает у него из-за пояса шпагу и направляет острие на Рипли. Он неимоверного напряжения его голос дрожит и срывается, но Джек ничего не замечает.
- А теперь развяжи его! Живо!
Но Рипли не смотрит на него. Гнусно ухмыляясь, он оборачивается к Фоуксу.
- Я же говорил тебе, а ты мне не верил! Мальчишка разорвал веревки, разве это не дьявольская сила?!
- Заткнись, ублюдок! - выкрикивает Джек, - Делай, что я говорю!
- Ну, уж нет!
Джек не успел. Еще много ночей подряд ему будет снится эта картина - стремительное движение Рипли, короткий сизый блеск лезвия… Кровь…
Джек падает на карачки, выронив шпагу и будучи не в силах вздохнуть от боли, пронзившей его внутренности. Понимание, что это не его боль, приходит позже. Приподняв голову, он видит тело Островитянина, безжизненно обвисшее на веревках; Рипли неторопливо обтирает лезвие ножа платком.
- Ну, вот и все. Что, малыш, хочешь что-то сказать?
Джек не слышит. Он лишь видит, как шевелятся губы Рипли. У него не осталось сил даже для ненависти. Но это уже не имеет значения. Ничто теперь не имеет значения.
Джек подбирает упавшую шпагу.
- Я уничтожу тебя, Рипли! - его голос ровен и лишен эмоций, но видимо что-то новое появляется в его глазах, поскольку Рипли мгновенно перестает ухмыляться.
- Честная схватка, Джеки, один на один, да? Как принято среди берегового братства? Жаль, ты так и не вырастешь, чтобы поумнеть!
Зигг протягивает Рипли свой палаш и отступает в сторону; Фоукс с Престоном следуют его примеру.
Противники некоторое время стоят друг напротив друга. А потом Рипли бросается вперед. Он еще не знает. Он не знает, что он уже мертв, что он уже гниет и разлагается во влажной глинистой почве острова… Острова Черного Жемчуга. Его похоронят здесь, и мальчик по имени Джек Воробей плюнет на его могилу. Нет, уже не мальчик. Мужчина. Его мускулы словно сделаны из стали; его движения стремительны и выверены до предела. И вот, Рипли делает глубокий выпад, стремясь использовать свое преимущество в длине руки, но Джек словно змея выскальзывает из-под его клинка и, шагнув вперед, по самую рукоять вонзает шпагу в тело ненавистного ему человека. Тот застывает на миг, приоткрыв рот и выпучив глаза. Потом медленно заваливается навзничь.
- … тише, тише! Не говори ничего! - Джек баюкает Островитянина, устроив у себя на коленях. Он не замечает слез, катящихся по его лицу.
- Возьми это! - слабеющей рукой юный туземец срывает с шеи кожаный мешочек со своим талисманом. - Брось в море перед самым рассветом!
- Господи, зачем? - Джек срывается на отчаянный плач, сжимая тонкие холодеющие пальцы. - Зачем…
Горизонт потихоньку светлеет. Скрестив ноги, Джек неподвижно сидит на утесе у давно догоревшего погребального костра. Красноватая полоска света режет воспаленные глаза, и он опускает их вниз, тупо уставившись на свою перемазанную ладонь и идеальной формы черную горошину на ней. Поднявшись, размахивается и швыряет драгоценность в море, словно простой морской камешек.
… Свет нестерпимо ярок. Дневной свет. Отсюда, с утеса открывается чудесный вид на небольшую лагуну. Но что это там, внизу? Джек протирает глаза кулаками, прищуривается. На миг ему кажется, что жемчужина, которую он швырнул вниз, всплыла со дна морского и возлежит теперь у самой полосы прибоя, увеличившись в размерах в сотни раз. Забыв дышать, он глядит не отрываясь на явившееся ему чудо. Самый прекрасный корабль, какой он только видел в своей жизни…
- … Эге-ей, вот она, "Жемчужина"!
Джек в восторге сорвал с себя шляпу и подбросил ее высоко в воздух. Норрингтон привык верить своим глазам. Если он видел "Черную жемчужину", то следовало полагать, что это была именно она.
Пушечный выстрел прогремел салютом, многократным эхом отдаваясь в замкнутом пространстве крошечной лагуны. Джек с сияющим видом обернулся к командору, что стоял, прислонившись к мачте. Поймал его непривычно растерянный взгляд своим - искристо-насмешливым.
- Хочешь, я научу тебя летать как птица?
Эпилог
Его Превосходительству
Говарду Патрику Суонну
Порт-Ройал,
15 мая 1687 год
Любезный друг,
Вместе с этим письмом, Вы получите также и мое прошение об отставке. Прошу простить меня за подобные уловки, но, хорошо зная Вас, я почти уверен, что Вы не приняли бы этот документ, попытайся я вручить его Вам лично.
За последнее время моя жизнь некоторым образом изменилась. Все, что когда-либо представляло для меня огромную ценность, утратило ее в моих глазах. Возможно, Вы скажете что я не прав, но отдавая все свои силы службе и карьере, я утратил нечто весьма ценное. Я утратил себя самого. Я знаю, меня сочтут эксцентриком, а возможно и безумцем. Но впервые за долгое время я с надеждой смотрю в будущее. Я верю - что бы со мной не случилось, в конечном итоге я вновь обрету то, что потерял.
На протяжении десяти с лишним лет Вы были мне добрым другом, почти отцом. Надеюсь и в нынешней ситуации на Вашу бесконечную доброжелательность и понимание.
Прошу передать мой нижайший поклон миссис Тернер и ее супругу.
Засим, остаюсь Вашим преданным другом
Джеймс Родерик Норрингтон
