Близкие родственники / Next of Kin

Фандом: Hornblower (романы "Коммодор" и "Под стягом победным")
Автор: Das Tier aka Gethen
Перевод: DieMarchen
Категория: слэш
Персонажи: Хорнблоуэр/Веллесли, Хорнблоуэр/Буш, Веллесли/таинственный незнакомец (впрочем, догадаться можно).
Рейтинг: PG-13
Примечания.
1. Ричард Веллесли - исторический персонаж, генерал-губернатор Индии, замечательный государственный деятель и ученый, и старший брат не менее знаменитого Артура Веллесли, герцога Веллингтона, разбившего Наполеона при Ватерлоо. Согласно романам С.С. Форестера леди Барбара, вторая жена Хорнблоуэра, была именно из этой семьи.
2. На медузу физалию (Physalia physalis) aka "Португальский военный корабль" aka "Голубая бутылка" можно взглянуть вот здесь.

Дисклаймер
: настоящий рассказ является работой фан-фикшена и не имеет целью получение прибыли или нарушение авторских прав.
Архивы: все работы размещены с разрешения авторов. Если вы хотите разместить находящиеся на Tie-mates материалы на своем сайте или использовать любым другим способом, предполагающим публичный просмотр, пожалуйста, свяжитесь с авторами по адресам, указанным в их профиле.

То обстоятельство, что его сестра снова вышла замуж, вызывало у Ричарда Веллесли, благородного маркиза и главы Департамента иностранных дел Его Величества короля Британии неизъяснимое чувство, смутно напоминавшее несварение желудка. Он украдкой глянул на леди Барбару поверх бокала и, охваченный неожиданной ностальгией, вдруг подумал о давно ушедших годах, когда он дергал ее за косички, когда вдвоем они облазали все уголки отцовского поместья. Каждая черточка Барбары таила в себе сентиментальные воспоминания, сладкие, как вкус портвейна на губах. Братская любовь обволакивала его, и он готов был тайком улыбнуться в бокал, но тут его глаза совершили опрометчивое движение.

Хорнблоуэр, новоявленный шурин, тоже смотрел на Барбару. На его Барбару! Глаза Хорнблоуэра умиротворенно блестели, как у человека, выпившего стакан подогретого вина у зажженного камина. Это, а также расслабленная поза, безошибочно выдавали в нем человека недавно и счастливо женатого.

Когда Барбара пригласила своего знаменитого брата погостить у них пару недель, Веллесли ухватился за эту возможность в буквальном смысле обеими руками. Из Лондона он выехал в самых противоречивых чувствах, главным среди которых был спортивный интерес. Барбара прилагала немало усилий к созданию нового семейного очага, и в целом он, разумеется, не имел ничего против. Однако с этой ее выходкой он был решительно не согласен.

Он наблюдал за Хорнблоуэром с пристальным интересом увлеченного натуралиста. Когда в досужих разговорах его сестру сравнивали с чистокровной кобылицей, он всегда улыбался, а если разговор шел только между мужчинами, обычно добавлял, что она так же своенравна. Но для Хорнблоуэра не находилось подходящего сравнения ни на земле, ни в воздухе. Пожалуй, он мог быть рыбой; под надежной защитой поднесенного ко рту носового платка Веллесли прикусил губы и укорил себя за тривиальную метафору, отрицать справедливость которой, впрочем, не имело смысла. Трудно было вообразить Хорнблоуэра в виде, скажем, тисовой аллеи в сельской усадьбе, но его с легкостью можно было представить среди парусов и чаек, и там он был на своем месте. Или, если оставаться в рамках зоологии, его можно было сравнить с редкой медузой физалией, напоминающей португальский военный корабль, с ядовитым жалом и широким гребнем, который стал еще заметней после недавней женитьбы на сестре бывшего генерал-губернатора Индии.

Внимательный старший брат, Веллесли приехал, чтобы, как он сам предпочитал думать, взвешивать и измерять. Шла ли речь о сладости любви или горечи несогласия, он хотел быть рядом, когда Барбара сделает из этой чаши первый глоток. Хорнблоуэр принял правила игры, подтвердив это одним простым кивком. Конечно, Веллесли не был фанатичным ревнителем феодальных традиций и не считал, что в первую брачную ночь в спальне молодоженов должны находиться надсмотрщики. Но дьявол его раздери, если на следующее утро он не изучил самым тщательным, хотя и негласным образом все до мельчайших деталей, начиная от походки Барбары и заканчивая последним завитком в ее безукоризненной прическе. Он должен был убедиться, что все в порядке, все идет как должно, и на лице новобрачной сияет счастливая улыбка. Пока эта улыбка была на месте, Хорнблоуэру не грозила опасность исчезнуть с лица земли. По крайней мере, с той ее части, которой владели Веллесли.

- Ваши планы на завтра, Хорнблоуэр?
От глаз Веллесли не укрылся предупредительный взгляд, брошенный шурином на жену, и он поставил в своем мысленном списке очередной крестик
- Вы хотели что-то предложить, Ричард?
Одним из самых первых плюсов в посвященном Хорнблоуэру списке, который так придирчиво составлял Веллесли, было разумное употребление имени высокопоставленного родственника. Отбросив скептицизм, нельзя было не признать: в открытой улыбке маленького Ричарда Артура было нечто до того обезоруживающее и очаровательное, что обычно суровые черты его взрослого тезки расплывались в глуповатой улыбке. Да, именно Барбара назвала так ребенка. Однако Хорнблоуэр не возражал.
Можно подумать, он стал бы возражать! Нет, Хорнблоуэр мог быть хоть самим Протеем, источающим морскую воду и изменчивым, как прилив, но дураком он не был, и вряд ли лишил бы своего сына чести носить имя двух самых прославленных современников, оба из которых теперь стали его родственниками.
- Я подумывал о тихой прогулке утром в саду. Ранним утром, пока дамы еще спят. Часто ли вам приходилось видеть, как солнце восходит над холмами, а не над волнами, Хорнблоуэр?
- Нет, Ричард, довольно редко. И еще реже эти холмы бывали английскими.
- Значит, решено? Конечно, если Барбара не возражает.
Как все Веллесли, Барбара было слишком умна, чтобы отказывать мужчинам в праве на откровенный мужской разговор. И она не возражала.

- Вы можете грести?
На мгновение лицо Хорнблоуэра словно бы замкнулось, отражая напряженную работу мысли. Это выражение, как Веллесли уже знал, говорило о том, что он с аптекарской точностью взвешивает варианты, отсеивая неподходящие, до тех пор, пока не останется только один. Разумеется, безупречно верный, с усмешкой сказал себе маркиз.
- Нет.
- Хм.
- Надеюсь, я не разочаровал вас, Ричард.
- Нет, - Веллесли закашлялся в утреннем тумане, сделав вид, будто виновником его мимолетного замешательства был сырой британский климат. - Вовсе нет. Но я полагал, что все морские волки это умеют.
- Моряки и правда умеют. Морские же волки обычно удобно устраиваются у них на шее, оставляя им всю тяжелую работу.
- Эволюционная цепь наоборот, не так ли?
- Да. Можно начать карьеру обыкновенным человеком, но закончить ее в совершенно ином качестве.
- Это у вас, на флоте, человеческое мировоззрение переворачивается с ног на голову. В армии начинают с самой нижней ступени и понимаются все выше и выше. До тех пор, пока выше не останутся только звезды. Но первая ступень может быть так низко, что ниже падать просто некуда.
- Поэтому ваш брат и называет свои войска отбросами общества?
Веллесли повернулся и вперил взгляд в Хорнблоуэра. Лицо того было непроницаемо вежливым, с оттенком невинного интереса.
- Это всего лишь обобщение. Точка отсчета, так сказать.
Остававшийся до озера путь они прошли молча и остановились у кромки воды, рядом с небольшой лодкой. В этот ранний час аллеи были совершенно пустыми, однако Веллесли хотел найти еще более надежное и уединенное место, чтобы задать вопросы, вертевшиеся у него на языке с самых тех пор, как Барбара произнесла перед алтарем судьбоносное "да".
- Вы не против?
Он вошел в лодку первым и подождал, пока Хорнблоуэр передаст ему небольшую корзинку, которую они захватили из кухни. Хорнблоуэр оттолкнул лодку от берега. Веллесли наблюдал за ним, скептически нахмурив лоб. Чуть не поскользнувшись в грязи под этим пристальным взглядом, Хорнблоуэр перебросил длинные ноги через борт и подхватил весла как раз вовремя, чтобы не дать им упасть в воду.
- Вот это настоящее мастерство, - маркиз перебрался на банку и либерально устроился бок о бок с новоявленным родственником, чтобы внести свой вклад в нелегкое дело.
Какое-то время у них ушло на то, чтобы согласовать усилия и направить лодку прямо. Когда они достигли середины озера, рассвет окрасил утренний туман в нежный розовый цвет. Веллесли взглянул на небо - бледно-голубой медальон в обрамлении крон деревьев - и заключил, что такие моменты стоят того, чтобы отдать жизнь за Англию.
Темные кудри Хорнблоуэра и его вечно растрепанный вид составляли странный контраст с пасторальной сценой. Длинная и худая его фигура сложилась чуть не вдвое, чтобы втиснуться на банку, согнутые колени оказались высоко, почти рядом с лицом Веллесли. У их ног стояла корзина, требовавшая неотложного внимания. Вскоре после того, как весла перестали двигаться, лодка неподвижно замерла на идеально ровной водной глади.
- Итак, Хорнблоуэр?
- Итак, Ричард?
Чтобы смягчить переход к задуманному допросу, Веллесли открыл корзину и достал для них обоих сыр и пиво, а также две сигары, завернутые так аккуратно, что становилось ясно - к нехитрому угощению приложила свою нежную ручку ее светлость.
- Я хочу задать вам один простой вопрос, Хорнблоуэр. - Пиво рано или поздно должно было закончиться, поэтому он вполне мог начать уже сейчас. - Вы счастливы?
Выражение, появившееся на лице новообретенного родственника, навело Веллесли на мысль, что сейчас он услышит одно из тех красноречивых "кхе-хм", которые Хорнблоуэр так искренне и так ошибочно полагал лучшей защитой от нерешительности.
- Я счастлив, Ричард. Конечно, счастлив.
- О, избавьте меня от общих фраз. Они не заставят меня вам поверить. Все эти "конечно" разумеются сами собой. Чего нельзя сказать о вашей откровенности.
Темные глаза Хорнблоуэра непонимающе сморгнули.
- Не могу представить, чтобы кто-нибудь был несчастлив в браке с Барбарой.
- А я могу. И этих людей значительно больше, чем тех, кто достаточно глуп, чтобы считать ее прекрасной супругой. Достаточно ли велики ваши иллюзии?
- Если под иллюзиями вы подразумеваете любовь, то да.
- И вы не скучаете по своему кораблю, по морю, по рискованным походам? Хорнблоуэр, - маркиз скосил на него подозрительно прищуренный глаз, - будьте со мной откровенны. Я, может быть, и плохой моряк, но я стал хорошим солдатом, несмотря на то, что обо мне говорила матушка. Честность - ваша единственная возможность завоевать мое расположение.
Несмотря на маску вежливости, он видел - Хорнблоуэра глубоко уязвила небрежная снисходительность слов, слетевших с благородных уст. Что ж, если он полагал, будто иметь законное право нашептывать нежный вздор леди Барбаре достаточно для того, чтобы быть принятым в семью, то сейчас самое время открыть ему глаза.
- Я скучаю.
Веллесли ждал продолжения, но дождался лишь кивка, которым Хорнблоуэр подтвердил свои слова.
- По вашим кораблям?
- Да.
- По морю?
- Да.
- По команде?
- Иногда. По некоторым.
- А в число этих немногих избранных случайно не входит некий первый лейтенант по имени Буш?
Застигнутый врасплох, Хорнблоуэр закашлялся; звук очень напоминал тот, что издает овца, когда пастух неожиданно подкрадывается к ней с ножницами для стрижки.
- Уильям Буш, если память мне не изменяет, - опершись спиной о борт и скрыв торжество за завесой сигаретного дыма, Веллесли наслаждался своей маленькой победой. - Из близости к такому источнику сведений, как правительство, можно порой извлечь некоторую пользу. У меня, так уж получилось, очень хорошая память. Единственная проблема в том, чтобы отделить факты от сплетен.
За что можно было бы влюбиться в новоявленного родственника, подумал Веллесли, так это за то, как менялось выражение его лица. Глаза Хорнблоуэра раскрылись лишь самую чуточку шире, а на щеках проступил легчайший розоватый оттенок, прекрасно сочетающийся с рассветной палитрой. Веллесли подумал, был ли в войсках, которыми они с Артуром командовали в Индии, человек, чье имя подействовало бы на него сходным образом, и ощутил, что тоже заливается краской, словно он был зеркальным отражением Хорнблоуэра.
- Ах, Уильям, - уронил Хорнблоуэр с безнадежно запоздавшей легкостью. Он поерзал на скамейке в тщетной попытке принять непринужденную позу, но только столкнулся с Веллесли коленями.
- Вам никогда не казалось, - продолжал философствовать маркиз, в то время как они пытались найти удобное положение, - что в конечном счёте флот, так же как армия, воплощается для командующего всего в нескольких образах? Иногда даже в одном образе? Осторожнее, пиво!
Костлявая голень Хорнблоуэра вторглась в пространство рядом с голенью Веллесли, лодка накренилась, корзинка качнулась, угрожая опрокинуться.
- Да, Ричард… Подвиньтесь вон туда… Да, вот так. Не двигайтесь. Хорошо.
Веллесли прикрыл глаза, когда каблук Хорнблоуэра потерся о его носок.
- Ваше наблюдение весьма проницательно.
- Значит, этот Буш, - в порыве неожиданно нахлынувшего дружелюбия маркиз потянулся стряхнуть пепел, упавший с его сигары на бриджи Хорнблоуэра, - и есть тот самый образ?
Его пальцы замерли, едва касаясь светлой ткани, и он с изумлением увидел, как на лице шурина проступает новое выражение.
- Да, - задумчиво сказал Хорнблоуэр, его взгляд устремился куда-то сквозь маркиза в необозримую даль, заполненную видениями и грезами. - Уильям честный, надежный, сильный, и…
- И он был с вами во Франции.
Хорнблоуэр обернулся, вздрогнув, когда стальные пальцы стиснули его колено.
- Он...
- Там были женщины?
- Нам не нужны были женщины. То есть я хотел сказать, тогда нам хватало других забот, и мы даже не вспоминали о...
- Хорнблоуэр, - угрожающе перебил Веллесли. - Какого цвета у Барбары глаза?
- Что?
- А у Буша?
Хорнблоуэр долго смотрел на стихающую вокруг лодки рябь, затем пробормотал:
- Голубые.
- Надо сказать, я совершенно не удивлен. - Веллесли откинулся назад и сделал приглашающий жест в сторону весел. - Когда мы вернемся, мой дорогой Горацио, не соблаговолите ли вы уделить четверть часа своего бесценного времени более тщательному изучению черт вашей супруги? И имейте в виду, я проверю время по своим часам.
Он с искренним удовольствием наблюдал, сколько усердия Хорнблоуэр вкладывает в каждый взмах весел, направляя лодку обратно к берегу, молча, виновато сжав тонкие губы.
- Четверть часа, - повторил он и проводил взглядом Хорнблоуэра, который торопливо, будто прилежный школьник, удалялся по аллее.
Если все и дальше пойдет хорошо, он, может быть, поведает ему о том образе, в котором для него воплотилась английская армия. Но в глубине души, где шевелилось все то же неизъяснимое беспокойное чувство, он ощущал: для доверительного рассказа о Ричарде Шарпе и о том, какого цвета у него глаза, ему потребуется кое-что покрепче пива. Намного крепче.

Библиотека