Давным-давно в Мехико

Фандом: Пираты Карибского моря/Пираты Мексиканского залива (by Висенте Рива Паласио)
Автор: Salome
Категория: джен
Рейтинг: PG
Жанр: приключения
Дисклаймер
: настоящий рассказ является работой фан-фикшена и не имеет целью получение прибыли или нарушение авторских прав.
Архивы: все работы размещены с разрешения авторов. Если вы хотите разместить находящиеся на Tie-mates материалы на своем сайте или использовать любым другим способом, предполагающим публичный просмотр, пожалуйста, свяжитесь с авторами по адресам, указанным в их профиле.

В годы правления вице-короля Антонио де Монсера в Мехико жил человек по имени дон Дьего де Вильянорте. Появился он в городе неожиданно. Никто не знал, откуда он приехал, но он сразу же снял один из лучших домов на улице Икстаналапа, и жить начал на широкую ногу. Ходили слухи, что свое состояние он заработал где-то на севере, торгуя не то с англичанами, не то с французами, а может быть и с дикими индейцами.

Говорил он на правильном кастильском языке, каким мог бы похвастаться далеко не всякий знатный креол, но с легким забавным акцентом. Скорее всего, решило общество, он родом или галисиец, или каталонец.

За бледность лица и светлые глаза в городе его прозвали Эль Годо - "готом".
Своей наружностью он не мог не привлечь внимания дам, и ни один праздник или бал не обходился без приглашения, отправленного дону Дьего. Посещал ли он их из искреннего интереса или из вежливости, сказать было трудно из-за его сдержанности.

С девицами он был неизменно любезен - но не более того. Две знатнейшие и прекраснейшие дамы Мехико, донья Марина де Альварес и донья Хулия де Мендилуэта, графиня де Торре-Леаль, бывшие до того ближайшими подругами, даже повздорили, ненадолго, но всерьез, гадая о причинах такого равнодушия. Первая настаивала на том, что причиной всему очевидная застенчивость дона Дьего, вторая же предполагала, что у него уже есть где-то возлюбленная, которой он хранит верность. Интерес дам был чисто академическим - обе они были недавно и счастливо замужем - но оттого не менее горячим, и несходство во взглядах едва не повлекло за собой ссору их мужей. Донья Марина зашла даже так далеко, что едва ли не без обиняков предложила дону Дьего совет и помощь в поиске достойной возлюбленной.

Девушки же, которые могли бы рассчитывать на его внимание, не ударялись в такие сложные построения, но каждая питала надежду, что уж она-то сумеет покорить неприступное сердце Эль Годо.

Неизвестно, как долго продолжалось бы всеобщее увлечение доном Дьего, если бы не появление в Мехико еще одного загадочного незнакомца. Он, впрочем, на первый взгляд производил впечатление весьма сомнительное, и если бы не некоторые услуги неразглашаемого свойства, которые он, по слухам, оказал графу де Торре-Леаль, когда тот находился в изгнании, его ни под каким видом не допустили бы в приличное общество.

Но так или иначе, немедленно по прибытии в город - а дело было в девятом часу вечера - едва переодевшись, этот человек, по имени Хуанильо Горьон, заявился в дом графа.
Лавируя между танцующими парами, он подбежал к нему с распростертыми объятьями и воскликнул:

- Ты ли это, Энрике, радость моя!

Граф кисло улыбнулся и слегка отстранился. Гости же, особенно те, кто был знаком с подробностями изгнания дона Энрике , взглянули на Хуанильо без особого удивления: так он себя вел всегда.

Реакция дона Дьего поразила всех куда сильнее. Он побледнел как смерть и отшатнулся от вошедшего, да так и застыл на месте, как громом пораженный; его била дрожь. Опомнившись через несколько секунд, он неразборчиво извинился перед своей дамой и вышел из залы.

Все, от кого не укрылось его поведение, готовы были бы поклясться, что он сильно испуган, и мало кто не удивился, ведь раньше Эль Годо не давал повода упрекнуть себя в малодушии. Только девушка, с которой он танцевал, заметила, как сжались его кулаки, и по этому признаку заключила, что причина волнения ее партнера - не страх, а еле сдерживаемый гнев.

Впрочем, она не слишком распространялась о своем открытии, и в последующие несколько дней Эль Годо участвовал в нескольких поединках. И хотя исход их был различным - иногда он доводил дело до конца, иногда секундантам удавалось уговорить его пощадить жизнь противника - разговоры о трусости быстро сошли на нет.

Невозможно, однако, было не признать, что дон Дьего и Хуанильо избегают друг друга. Им в течение нескольких дней удавалось не столкнуться даже на городских улицах, хотя, по характеру дел обоих, их маршруты неизбежно должны были пересекаться. Но один из спутников Хуанильо, с которыми он прибыл в город, успел заметить и разглядеть дона Дьего, хотя сам остался не замечен им.

Об этом он и поведал в трактире случайному собутыльнику, в следующих выражениях:

- Ну кто бы мог подумать, что я встречу здесь командора! Не то чтобы много времени прошло, и узнать его стало трудно, но надо сказать, что в английском мундире смотрелся он куда внушительнее.

Его собеседник нашел эти бредни весьма забавными и перед отходом ко сну передал их своей жене Паулите, а та по секрету шепнула кормилице дочери доньи Марины, которая передала рассказ своей хозяйке... так или иначе, через несколько дней рассказ дошел до ушей вице-короля.

Дон Антонио и всегда-то был скор на расправу, а в свете последних донесений из Мадрида о растущей напряженности в отношениях с Англией, он тем паче не счел эту историю вздорной болтовней. Он вызвал секретаря и приказал ему, не поднимая шума, отправить под покровом ночи небольшой отряд солдат к дому дона Дьего и доставить его в резиденцию вице-короля.

Пробило два часа ночи, когда в вице-королевском дворце распахнулись тяжелые ворота и со двора выехала дорожная карета, запряженная шестью мулами, в сопровождении нескольких всадников. Среди них, при свете факелов, пылавших в руках слуг, можно было узнать офицера алебардистов. Карета выехала на площадь и свернула в улицу Икстаналапа, где она остановилась, а офицер сошел с коня.

Через некоторое время слуги отозвались на стук.

- Кто здесь? - спросил один из них.
- Офицер его величества с приказом от его светлости сеньора вице-короля к дону Дьего де Вильянорте. Откройте.
Привратник, напуганный таким вступлением, открыл без промедления.
Когда его провели к дону Дьего, офицер сказал:
- По приказу его светлости вице-короля следуйте за мной.
Дон Дьего сказал:
- Я к вашим услугам, - и застегнул на себе перевязь со шпагой.
- Думаю, шпага вам не понадобится, - остановил его офицер, - если только вы как дворянин...
- Даю слово чести, - ответил дон Дьего, подозревая, что тем самым подписал себе приговор.

Он сел в карету, офицер поместился рядом. Дверца захлопнулась, и мулы пустились бегом.
Слуги в дверях дома испуганно таращились на карету, и никто из них не заметил затаившегося в тенях человека, который, отойдя на безопасное расстояние, вдруг принялся колотить в стену кулаками, подпрыгивать на месте, шепотом изрыгать проклятия и другими способами выражать свою досаду.

Через некоторое время карета достигла дворца, и дона Дьего провели к вице-королю.
- Как ваше имя? Ваше настоящее имя? - хмурясь, спросил тот. - Отвечайте правду, сударь, мы уже разгадали ваш коварный план, и признание только облегчит вашу участь.
- Джеймс Норрингтон, как нетрудно догадаться, - отвечал тот с легким поклоном. - Могу я узнать, в чем именно меня подозревают?
- Так вы признаете, что вы англичанин? Почему вы скрыли это?
- Что бы по этому поводу ни думали вы, я не считаю, что быть англичанином - это преступление. Ведь наши страны, кажется, не ведут друг с другом войну?

Вице-король задумался. Человек, стоящий перед ним, говорил уверенно и спокойно, но разве поймешь, что на сердце у такого дьявольски скрытного типа?
Допрос продолжал уже секретарь, а вице-король теребил бородку, пытаясь разгадать побуждения арестованного. Хоть явной вины на нем нет, отпускать его, несомненно, нельзя!

- Однако нам стало известно, что вы - офицер британского флота, - сказал секретарь. - Наше гостеприимство простирается далеко, но не настолько далеко, чтобы допустить в столицу человека, готового топить наши корабли.
- Ваши сведения устарели. Я больше не нахожусь на службе Его Величества.
- Почему же?
- Это мое личное дело.
От вице-короля не укрылось, что при этих словах по лицу Джеймса Норрингтона пробежала тень
- Каковы ваши отношения с Хуаном Горьоном?
Арестант с усилием проговорил:
- Не знаком с таким.
- А вот это, достопочтенный кабальеро, или, лучше сказать, сэр, есть явная, неприкрытая ложь! - возмущенно воскликнул вице-король. - Ваше поведение на вечере у графа де Торре-Леаль свидетельствует об обратном. - Его негодование было столь бурным, что от его внимания ускользнуло, как англичанин пробормотал:
- Но Джека Воробья я знаю лучше, чем хотел бы.
- Я склонялся, - продолжал вице-король, - к тому, чтобы отпустить вас под честное слово, до дальнейшего разъяснения обстоятельств этого дела, но ваши последние слова свидетельствуют о том, что вы, очевидно, английский шпион. Я не хотел бы давать делу огласку и развязывать дипломатический конфликт, но чтобы избавиться от вас, мне достаточно обмолвиться святой инквизиции, что вы еретик, изображавший из себя доброго католика - это чистая правда, и этого вполне достаточно для смертного приговора.

Когда секретарь вызвал караульных, чтобы отконвоировать англичанина в тюрьму, где он должен был еще раз подумать о добровольном сотрудничестве (если бы он еще представлял, чего именно хотят от него испанцы и что можно сочинить такого, что бы им понравилось! В выдумках он никогда не был силен), за окном дворца раздалось тихое позвякивание, которого, впрочем, снова никто не заметил. Затаившаяся тень поднесла руку ко рту, пытаясь заглушить то ли очередное ругательство, то ли рыдание, то ли смех.
Легкий шорох и глухой стук - и тот самый Джек Воробей уже на земле, отряхивает колени от штукатурки.

На целых две секунды он застыл в задумчивости, а затем стремительно, но бесшумно, как тень, бросился прочь и вскоре скрылся в узком переулке.

"Это замечательно, что вице-король такой добряк, и не держит собственного застенка, - размышлял он на бегу. - Вряд ли его повезут в городскую тюрьму. Значит, в какой-то монастырь. Так, что у нас есть... этот слишком велик, а до этого долго добираться... Эх, сейчас бы коня... Нет, лучше не надо".

Джек - это была страшная тайна - не умел ездить верхом.
Зато он успел достаточно налазиться по вантам, чтобы стены домов - они же стоят неподвижно! И ветра нет! - не представляли для него серьезного препятствия. Самым трудным было улучить момент, когда его прыжок на крышу кареты прошел бы почти незамеченным. Парочку всадников он сбросит в прыжке, но это можно сделать только когда они будут уже выезжать из города. А есть ли там достаточно высокие дома? Успеть бы...
Джек сорвал с головы шляпу и зачерпнул на бегу дорожной пыли. Плюнул в горсть, вымазал лицо и с разбегу запрыгнул на козырек над чьей-то задней дверью...

О том, что англичанина забрал сам дьявол, офицер алебардистов докладывал несколько смущенно. О том же, что тот, похоже, был и сам не прочь отправиться в пекло, он и вовсе предпочел умолчать.

"А может, и не шпион", - начал было думать вице-король, но додумать не успел: секретарь, который было вышел, ворвался обратно и зашептал ему на ухо. Смысл сказанного был таков, что дона Антонио едва не хватил удар.

- Переписка с Мадридом... флотские донесения... армейские архивы...

Но как он сумел их похитить? Он же никуда отсюда не выходил, а за его домом наблюдали! Не иначе как действительно сам дьявол ему помогает!

Пако присел на большой камень возле пашни. Странное дело, очень странное. Впрочем, раз они расплатились... Даже отсюда было слышно, как в доме эти двое, час назад подъехавшие к его дому и потребовавшие ужин и ночлег, орут друг на друга. Слов он разобрать не мог, да и если бы разобрал - не понял бы. Нет, положительно непонятно: если они в такой спешке, то почему не поехали по нормальной дороге? И если они такие бедняки, что у них нет даже шляп и кафтанов, почему так швыряются деньгами? А если беглецы, то почему ведут себя так шумно?

- "Дорогой Кике!" Ох, и взбесится же он!
- Я понимаю, Воробей, что у тебя нет ни чести, ни совести! Но хоть каплю сострадания ты мог бы в себе найти? Тебе мало было моей отставки с позором! Ты и здесь решил меня достать!
- Как по-испански пишется "обстоятельства"?
- Проклятье "Черной жемчужины" - это не золото Кортеса!..
- Но я ведь тебя спас.
- Ты меня только глубже утопил! Если бы не ты, все бы рано или поздно выяснилось! А теперь!..
- Зато теперь тебя точно восстановят на твоем дорогом, любимом флоте, - голос звучит несколько обиженно.
- Если ты своей кражей не начал новую войну!
- А впрочем, зачем он тебе сдался? Ты не думал о том, чтобы мирно где-нибудь осесть?..
- Представь себе, думал! И ты опять все испортил!
- Хм. Тебя же никто не заставлял выбирать испанскую колонию.
- Никто? А по чьей милости мое имя ославлено во всех наших колониях?!
В таком духе Норрингтон мог бы продолжать еще долго, если бы ему чем-то весьма успешно не заткнули рот.

Вообще-то, слухи о неэффективности испанского военного флота в те времена несколько преувеличены. Однако же "Черную жемчужину", следовавшую из Веракрус на Тортугу, несмотря на все усилия, перехватить он не смог. Капитана Джека Воробья здесь уважали - настолько, насколько можно вообще уважать такое невообразимое существо, но даже последний раб-грузчик в порту не мог удержаться от смеха, увидев по одинаковому желто-багровому пятну, занимавшему пол-лица как капитана судна, так и оказавшегося на мостике его неожиданного пассажира.

Библиотека