Сон командора
Фандом: Пираты Карибского моря
Автор: Осень Шира
Категория: слэш
Персонажи: Джек Воробей/командор Норрингтон
Рейтинг: NC-17
Жанр: романтика
Дисклаймер: настоящий рассказ является работой фан-фикшена и не имеет целью получение прибыли или нарушение авторских прав.
Архивы: все работы размещены с разрешения авторов. Если вы хотите разместить находящиеся на Tie-mates материалы на своем сайте или использовать любым другим способом, предполагающим публичный просмотр, пожалуйста, свяжитесь с авторами по адресам, указанным в их профиле.
"@бу и плачу..."
(эпиграф :))Дрррам! Дрррам! Дрррам-дам!
Дрррам! Дрррам! Дрррам-дам!
Барабанная дробь, сопровождавшая обычно наиболее громкие казни, уже готова была достичь своей кульминации. Командор Норрингтон внутренне весь напрягся, ожидая последнего аккорда.
Дррррррррррррррррррррррррррам!!!
Рывок. В следующий миг скользнувшее вниз тело изогнулось в петле. Неизвестно каким образом командор ощущал каждое его движение как свое собственное. Из его собственной груди вырывалось судорожное дыхание... из горла рвался крик.
Это было ужасно, удушающе жутко... и в то же время - сладко до обморока. Потому что пират в петле и не думал гибнуть, как ему было положено. Пристальный взгляд темно-карих глаз уставился прямо в глаза Норрингтона с издевательской насмешкой. Он не то был им - этим уже повешенным, но почему-то все еще потрясающе наглым пиратом, не то был с ним - в таком тесном контакте, что не мог отличить его тела от своего.
Это он корчился в петле.
Это его губы искажала усмешка, полная не смертельной муки, а сладострастия.
Это его тело скрючилось, но не в агонии, а в ожидании вспышки яркого удовольствия, освобождающего от всех оков.
Он был гото-ов... и он - не скончался. Он кончил.
В самый последний момент ему в глаза вновь полыхнула широкая улыбка пирата, полная снисходительно-нежной издевки. И уже совершенно непонятно было, кто же был жертвой этой экзекуции...
- А-а-а-ах-х!
С громким стоном Командор вскинулся на подушках, пробуждаясь от кошмарного сна. Тяжело дыша, широко раскрытыми глазами всматривался в темноту, ничего не видя и не понимая, - перед глазами все еще стояла златозубая ухмылка Джека Воробья. И лишь через долгих несколько минут наваждение отступило - Командор смог наконец различить белый полог кровати над своей головой, неясные очертания мебели, мутный прямоугольник окна.
Должно быть, все дело в духоте. Ночь жаркая, он не оставил окно открытым, вот и привиделось...
Норрингтон встал, подошел к окну и отворил его, впуская безветренную, душистую ночь. Потом вернулся в постель, но сон не шел.
И, что самое неприятное, - он не мог забыть свое недавнее видение. Назавтра назначена виселица - с какими же чувствами он теперь будет на ней присутствовать? Вот ведь проклятье!
Да как он посмел?!!
Чем дольше командор Норрингтон изнывал в своей постели, тем навязчивее становилась мысль о том, что необходимо пойти и проверить осужденного пирата. Просто увидеть его и убедиться, что грядущий день не готовит никаких сюрпризов. Иррациональная тревога... Во-первых, узнику некуда было деться из своей темницы. Он был очень надежно заперт и даже прикован - цепью к стене. Во-вторых, тревога состояла вовсе и не в том, что Воробей мог сбежать. Если бы это было возможно, Норрингтон... он был бы в глубине души даже рад этому, поскольку, несмотря на свою преступную жизнь, Джек Воробей краткое время был ему вроде как союзником... и пожизненной каторги было бы вполне достаточно. Предстоящая казнь сулила нечто гораздо более страшное для души Командора. Если честно, то он сожалел... очень сожалел о том, что смуглой шее пирата была уготована петля. В некоторых случаях длань правосудия была слишком тяжела...
Нет, так нельзя. И он не уснет теперь - прежде, чем увидит пирата и поймет, что к чему...
Главное - понять. Все остальное - издержки. Все остальное будет ясно потом.
Черт бы побрал этого Воробья!
Наспех одевшись, Командор сбегал по лестнице казармы, ведущей в казематы, и только тогда уже вспомнил, что не взял с собой никакого оружия. Странное дело - учитывая, что привычка подхватывать перевязь первым делом после застегивания последней пуговицы была у него в крови. Но не возвращаться же теперь... Более того - он чувствовал себя окончательным, совершенным идиотом - отправляясь к Джеку, заглянул в буфет и прихватил с собой бутылку лучшего вина, намереваясь просунуть его через решетку. Как последнюю взятку собственной совести и бессильному гневу на дурацкие сны. Абсурдным видениям - абсурдные последствия. И хватит об этом.
Блики от фонаря, как безумные, прыгали по сырым каменным стенам. Никого больше не было нынче в тюремных клетях, один Воробей. Щенка Тернера сразу же по прибытии помиловали - рьяное заступничество мисс Суон яснее ясного свидетельствовало о том, что Командору тут ничего не светит.
Мы оба с тобой несправедливо наказаны, Джек Воробей... Интересно, спит ли он? Способен ли человек спокойно спать, зная, что это последняя ночь в его жизни?
Свет фонаря озарил лежащую навзничь фигуру - Воробей лежал, вытянувшись на спине, в той позе, в какой спят дети и короли, - сложив на груди ладони и откинув голову.
Спит?
Похоже, что да!
Черт, черт, черт! Что ты тут делаешь, Джеймс Норрингтон! ЧТО?
В тот момент, когда Командор был уже готов попятиться, опуская руку с фонарем, неподвижная фигура пошевелилась, подняла ладонь, заслоняя глаза... Хрипловатый голос пробормотал что-то невнятное. Затем загремела цепь - Воробей приподнялся, подтянул ноги. Норрингтон замер.
- О, кто к нам пожа-аловал... Командор! - Джек обхватил колени руками и воззрился на Норрингтона, жмуря от света глаза. - А ведь еще, кажется, не утро?..
- Нет... Еще нет... - едва выдавил Норрингтон.
- А в чем дело? Пришли попрощаться? - Джек широко улыбнулся, распахивая черные глаза с самым радушным видом.- Я польщен!
- Просто хотел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь... - пробормотал Командор, чувствуя себя ужасно глупо. Чушь спорол, каждому ясно, а уж Воробью и подавно. И тот, конечно, не преминул этим воспользоваться.
- О! Конечно, нужно! Не найдется ли у вас бутылочки рома, Командор?
- У вас есть питье, мистер Воробей! - по возможности бесстрастно и строго проронил Норрингтон. - Я лично проследил за тем, чтобы вы ни в чем не нуждались. Мой визит - дань нашему знакомству. Мне бы не хотелось, чтобы вы... - тут он смешался и умолк, потому что ничего, вопреки его ожиданиям, не прояснялось, зато чувство собственной глупости и фальши брало верх.
- А, да! - обрадовался Воробей. - Мы с вами так славно сидели в лодочке, помните?
Норрингтон глубоко вздохнул и вынул на свет бутылку, оттягивавшую карман его камзола. С такой поспешностью, будто это могло позволить ему откупиться от всего, что должно было последовать через несколько предутренних часов. "Ну а что же еще я могу сделать?"
Правда, его былые намерения начали казаться уже не столь безупречными. Протянуть сквозь решетку бутылку вина - словно задабривая зверя в клетке - смешно. Зверя же, томившегося внутри неспокойной души, было этим не унять.
Словно читая его мысли, Воробей негромко рассмеялся.
- Командо-ор... Помилуйте, вы принесли мне подарок? Как это мило... Мне выпить его прямо на ваших глазах, чтобы доставить вам удовольствие?
Но даже и не подумал встать и приблизиться или хотя бы протянуть руку.
- Вы посмотрите, да, Командор? Вы не слишком торопитесь?
Вторично вздыхая, Норрингтон уже не слишком удивился тому, что проделали его руки, а именно - нашарили в кармане связку ключей (не все же доверять шелудивому псу!) и сунули нужный ключ в замок.
В следующий момент он был уже внутри и закрывал за собой дверь, совершенно не опасаясь, что пират попытается завладеть ключами.
А Джек и не пытался. Он с искренним и совершенно благодушным любопытством взирал на все эти манипуляции. И приветствовал их такими словами, произнесенными восхищенным шепотом:
- Браво, Командор! Побудем немножко теа-те… тате-та...
- Не трудитесь, мистер Воробей, - сдержанно отвечал Норрингтон, хотя сам с ужасом заметил, как его губы против воли дрогнули. Воробей задел какую-то неладную струнку в его сердце, что могло вызвать скорее не улыбку даже, а трогательно жалкую гримасу.
Между тем Воробей ловко вынул бутылку из его рук и отточенным жестом наподдал ей в донышко. Впрочем, пробка и не думала поддаваться. Она осталась равнодушна к этому показному удальству и вылезла из горлышка бутыли меньше, чем на четверть дюйма. Джек, немного подумав, вцепился в пробку зубами.
- Дайте. - Командор отобрал бутылку и начал вертеть ее в руках. Он чувствовал, что в данной ситуации должен быть главным, но как это осуществить - не имел ни малейшего понятия. Джек наблюдал за ним, как дитя за папашей, который может совершить любое чудо. Командор не мог не оправдать этих ожиданий. Это было бы слишком глупо - после всех тех глупостей, что он уже успел совершить.
- Командо-ор... - заглядывая в его лицо, Джек очаровательно улыбался. - Ведь вы же откроете ее, да? Я верю в вас, Командор! - насупился, сдвинул брови, критически скривил уголок рта. - Ну же, Командор! Я вас расцелую, ей-богу! Только не томите!
Норрингтон готов был поклясться, что его действия не имели никакой связи со словами Воробья, но - факт есть факт - в следующий миг его рука совершила резкий взмах, и горлышко бутылки оказалось снесено с размаху о прутья решетки - идеально ровно, будто его срезали ножом. Наградой ему был восхищенный возглас Джека:
- Ура! Да здравствует командор Норрингтон! Ваше здоровье! - и, выхватив бутылку у него из рук, Воробей сделал большой глоток, не отводя от Норрингтона пристального взгляда своих дразняще-насмешливых очей.
Хлебая вино, как родниковую воду в жаркий день, Воробей косился из-под прикрытых ресниц на Норрингтона. И, оторвавшись наконец от бутылки, сочувственно молвил:
- Право же, Командор! Пить одному в присутствии... э-э-э... столь доблестного джентльмена... даже как-то неловко! Не побрезгуете грязным пиратом, а, Командор? - и протянул бутылку.
О том, чтобы пить стоя в обществе вольготно развалившегося перед ним пирата, не могло быть и речи. Правда, эти невинные на первый взгляд слова - "пить стоя" - скоро аукнулись Командору самым неожиданным образом...
Сперва он решил, что ничего страшного, наверное, не случится, если командор Норрингтон и составит компанию несправедливо осужденному на смертную казнь. В конце концов, в казарменном лазарете всегда имелись солидные запасы хинина – испытанного средства против всякой тропической заразы. Помедлив секунду, он поставил фонарь на пол у решетки, шагнул вперед и опустился на несвежую солому рядом с Воробьем - а эта тропическая зараза даже и не думала отрывать свою задницу от пола. Воробей лишь кивнул - и продолжал жизнерадостно, ободряюще кивать до тех пор, пока Командор не ополовинил остатки вина, проклиная свою плохо выспавшуюся голову за столь странные демократические порывы. А вслед за мыслью о том, как он плохо спал, Норрингтон вспомнил, ПОЧЕМУ он так плохо спал и ЧТО ему приснилось...
Вот тут-то он и обнаружил, что пьет стоя... Но было уже невозможно что-либо с этим поделать.
Говорить с пиратом было не о чем. Ну не о предстоящей же казни, в самом деле! Поэтому нависшее молчание прерывалось лишь словами: "Ваше здоровье, Командор", неловкими ответными кивками Норрингтона и бульканьем вина.
А у подлого Воробья оказался не то излишне острый глаз, не то какое-то ненормальное чутье, но он - как пить дать - что-то заприметил! Потому что далее, передавая из рук в руки бутылку, из которой они делали по глотку-другому, он все косился своим лукавым глазом куда-то вниз, а потом, когда совместное поглощение спиртного подходило к концу, как бы невзначай уронил руку на бедро Командора, хотя тот был готов поклясться - привыкший к куда более крепким напиткам пират был трезв, как стекло!
И отодвинуться Норрингтон сразу не сообразил, а потом уже вроде как и неловко было шарахаться в сторону.
Дальнейшее представляло собой смехотворную слежку - стараясь не выдать собственного напряжения, Командор пытался определить, правда ли рука пирата как будто движется, или все это игра его воображения? Пока в один прекрасный миг не стало вдруг совершенно ясно, что рука Джека лежит прямо на члене Норрингтона - так, будто попала туда сама собой, настолько естественно, что бить тревогу вроде и смешно, а факт оставался фактом!
Напрасно Командор пытался припомнить что-либо отвлекающее, трезвое, ну хотя бы холодные омовения по утрам, предпринимаемые для укрепления организма. Ой, напрасно! - он тут же вспомнил, как инстинктивно прикрывал собственный член ладонью, прежде чем подставить себя холодным струям воды.
И в то же время руку, которой он все-таки попробовал отпихнуть наглую пиратскую ладонь, накрыла вторая рука Воробья. Снова возложить на нее свою оставшуюся свободной руку - казалось как-то глупо, вроде детской игры. Тем более что давление в результате этих действий усилилось... И ничего хорошего из этого не вышло.
Джек уже открыто посмеивался над ним. Его зубы блестели в тусклом свете, рука совершала легкие, ласкающие движения, а воля Норрингтона таяла, как фитиль в масле. Когда он готов был резко отстраниться, Воробей предупредил его движение просящим шепотом:
- Чш-ш-ш.... Командор... Неужели вы не оставите осужденному эту последнюю маленькую радость... Такую мелочь...
- Что-о? - вскинулся Норрингтон, безуспешно собирая остатки здравого смысла, в то время как "маленькая радость" выросла уже настолько, что узкая ладонь пирата едва могла ее охватить.
- Вот это, мой Командор... Всего лишь один раз... И никто не узнает... - бормотал Воробей уже прямо в шею Норрингтона. Его губы нащупали чувствительное местечко чуть ниже уха, и слова: "Все это ваше вино..." Норрингтон услышал по-своему: "...ваша вина..."
- Это уже лишнее... - попробовал он запротестовать, хотя именно теперь-то ему и стало окончательно ясно - что к чему.
- О, да-а... Это явно лишнее! - согласился Воробей, дергая пуговицы на штанах Норрингтона и пытаясь пробраться внутрь. У того потемнело в глазах. Чуть ли не до хруста стиснув тонкое запястье, он рванул Воробья (загремела цепь), перевернул и повалил ничком:
- Будь ты проклят, Воробей, если ты действительно хочешь того, что я готов с тобой сделать!
- Я уже был проклят, - спокойно возразил из-под него Джек.
- Черт бы вас побрал, Командор... Ну вы, конечно же, не планировали.. и у вас с собой, конечно же, нет ничего такого... влажного... - бормотал Джек, возясь со штанами Норрингтона. Собственные его штаны уже давно еле держались на бедрах, и Командор вовсе не был уверен, что это не его рук дело. Скорее всего, как раз так оно и было. Норрингтон вовсе не чувствовал себя пьяным. Поскольку одной бутылки вина, большую часть которой вылакал Воробей, было явно недостаточно для такого эффекта, он был склонен полагать, что всему виной сам Джек, его непосредственное участие. Виной... вина...
- Кроме вина, тут ничего такого нет... Впрочем, его ведь, кажется, тоже больше нет...
- Вы никак спятили, Командор! В жопу такие идеи! То есть, наоборот... лучше не надо... - захихикал Воробей.
Сдернув с Командора последний оплот его... здра-во-мы-слия... Джек радостно протянул:
- О-о... Командор! Рад познакомиться! Здравствуйте, здравствуйте! - и применил самое великолепное рукопожатие на свете к самой чувствительной части тела Норрингтона, оказавшейся теперь в его полном распоряжении. Норрингтон закрыл глаза, всеми нервами ощущая чужую ладонь, плотно охватившую его член и медленно, искусно двигавшуюся теперь вверх-вниз, - будучи на грани безумия, если у такового была какая-либо грань.
Но грань эта оказалась еще более близка, когда Командор почувствовал игривое, влажное прикосновение языка Воробья к своей плоти. Тот лизнул его несколько раз, а потом вдохновенно забрал в рот. Двигаясь словно по самому чувствительному нерву - ровно вдоль голубоватой вены, вздувшейся под кожей, - Джек не спешил, по капельке высасывая из Командора душу... со всяким там чувством вины и вообще всеми остальными мыслями...
Место же всяких там ненужных мыслей заняли очень нужные и правильные действия - вцепившись Воробью в волосы, Норрингтон уже сам норовил притянуть его голову, а его член неудержимо стремился занять самое приятное место поглубже в пиратской глотке, и плотно, изощренно ласкавший его рот нисколько не противился этому.
В общем, это было настолько влажно, что дальше некуда.
Джек остановился едва ли не за секунду до того, как Норрингтон был уже близок к праздничному фейерверку. Он выпустил горячее, можно сказать, "дымящееся" орудие Командора из-за своей щеки, тут же заботливо сжал его ладонью, дабы не остывало, и промурлыкал:
- Вперед, Командо-ор! - и сам же себя поправил, рассмеявшись, - Ну, то есть, конечно же, все наоборот!
И было все наоборот. То есть - все правильно и чудно. В облегченную корму Воробья - в его поджарый и твердый зад - Командор попал с первого захода. Джек изогнулся под ним, словно хотел отменить эту встречу, да было бы все равно уж поздно вынимать ЭТУ пробку - из ЭТОЙ бутылки. Как показалось члену Командора, они были идеально подогнаны друг под друга. Пиратской заднице не оставалось ничего другого, как согласиться. Почти насильственное, но сладкое соитие проходило под звуки тихих стонов Джека. С блаженной улыбкой на устах он выдыхал грязные испанские ругательства и ласковые, не менее грязные словечки, которыми, должно быть, подбадривают шлюх (в точности Командор этого не знал, так как сам никогда дела со шлюхами не имел). И еще ритмично позвякивала увесистая цепь на лодыжке Воробья.
Норрингтон же, дыша сквозь стиснутые зубы, подавлял голос своей неожиданно дикой, необузданной страсти. Он испытывал все то же самое, что и в недавнем сне, только еще острее и ярче. Он лишь хотел отсрочить агонию. Ему казалось, что с первым же звуком он взорвется, и настанет конец.
Дергайся, дыши, плюй мне в лицо и в душу - только не умира-а-а-ать!..
Под конец цепь гремела уже непрерывно - этот гул разносился под низкими сводами и, должно быть, так же хорошо был слышен за их пределами. А Джеймс Норрингтон из последних сил сдерживался, чтобы не закричать на весь Порт-Ройял.
Именно в этот миг предательский, наглый голос Воробья настиг его:
- О-о... мой Командор... Вы... наруш... все пра-авила... и... все... ради того... чтобы теперь… сдерживать... себя... лишь потому... что кто-т... мож пройти… по коридору... и услыш...?.. Стоило ли... оно... того... Да... дай себе волю... Ты же хо-о-очешь... Вы... буд... вдвое счастливее… мой Коман... когда услыш... свой собственный стон!.. О, да-а-а!..
На самом-то деле - давно уже черт был с ним, с Портом-Ройялом, и со всеми его обитателями...
Командор не услышал собственного стона. Он услышал свое сдавленное рыдание, которое было сюрпризом для него самого. Кончая в Воробья, он почувствовал, что в эту же минуту слезы полились по его лицу, и едва успел откинуть голову, чтобы не коснуться мокрой щекой плеча пирата.
Откатившись от Джека, Норрингтон уткнулся в свой локоть и прикусил его, запрещая своему организму дальнейшие излияния. Джек за его спиной лежал, удовлетворенно бренча цепью, и, переводя дух, бросал в воздух фразы:
- М-м-м-м-м.... Хорошо-о... Вы были очень убедительны, Командор! ...Я теперь весь навеки ваш должник! ...Ну, к сожалению, не очень надолго, конечно... но зато всецело ваш!
Наконец, более-менее придя в себя, Норрингтон поднялся на ноги и начал одеваться. Джек внимательно следил за ним своими игривыми угольными очами, приобретшими после любовного акта чрезвычайную бархатность.
- Командор, я вас люблю! - торжественно провозгласил он.
Скрипнув зубами, Норрингтон подхватил свой скомканный камзол и выдернул из кармана ключи. Нагнулся и отпер оковы на ноге Воробья. Затем проделал то же самое с дверью.
Он вышел не оглядываясь, и Воробей не проронил более ни слова ему вслед.
Утренний свет больно ударил по глазам, когда командор Норрингтон раздвинул занавески в своей комнате. После такого ночного кошмара немудрено было не выспаться. Вот теперь будешь плохо выглядеть на... гм, на церемонии. И что отвечать тем, кто будет спрашивать: "Хорошо ли вам спалось, Командор?"
Но утро было такое ясное, синеглазое, оно добродушно уверяло, что унынию в этой жизни не место, а если что-то тебе кажется не так, можно всегда пойти и проверить. Все так просто!
Тщательно одевшись, поправив клинок на перевязи, Командор неторопливо вышел из своей комнаты и проследовал в тюремные подвалы. Из узких окошек под потолком било солнце, щедро бросая свои лучи на стены камер. Даже тюрьма не выглядела слишком мрачной, когда в солнечных лучах вились пылинки, отвлекая внимание от сырых, приукрашенных плесенью стен и гнилой соломы на полу.
Дальняя камера была пуста. Как и все остальные. Ее дверь была распахнута, на полу валялась цепь с разомкнутым кольцом. Только одна деталь привлекала особое внимание - прямо посреди камеры весело играла на свету всеми оттенками изумруда пустая винная бутылка. И никакого Джека Воробья, приговоренного к смертной казни через повешение.
Командор на миг зажмурил глаза, снова открыл - та же картина. Из груди вырвался облегченный вздох. Вороватым движением подхватив пустую бутылку, он сунул ее в глубокий карман и быстрым шагом двинулся к выходу.
И хотя он твердил себе, что действовал исключительно из принципов гуманизма, было совершенно ясно, что никаким гуманизмом тут и не пахло, - в воздухе все еще явственно витал совершенно иной, вовсе не такой невинный запах, - это был запах их обоюдной страсти.
Он был определенно винный, если уж на то пошло.
